Молодой сириец (делает знак третьему солдату). Выпусти пророка… Царевна Саломея хочет видеть его.
Саломея. Ах!
Паж Иродиады. О, какой у луны странный вид! Можно подумать, будто это рука мертвой женщины, которая пытается закрыть себя саваном.
Молодой сириец. Да, у нее странный вид. Она подобна маленькой царевне с глазами из янтаря. Она улыбается сквозь муслиновые облака, словно она маленькая царевна.
Из колодца появляется пророк. Саломея смотрит на него и медленно отступает назад.
Иоканаан. Где тот, чья чаша со скверной наполнилась до краев? Где тот, кто однажды, в серебряном одеянии, умрет перед лицом всего народа? Велите ему явиться сюда, дабы он внял голосу того, кто взывал в пустынях и во дворцах царей.
Саломея. О ком это он говорит?
Молодой сириец. Никто этого никогда не может понять, царевна.
Иоканаан. Где та, которая, увидев лики мужей, на стенах изображенные, лики халдеев, писанные красками, предалась похоти глаз своих и отправила посланников в Халдею[36]?
Саломея. О моей матери — вот о ком он говорит.
Молодой сириец. О нет, царевна.
Саломея. Да, он говорит о моей матери.
Иоканаан. Где та, которая отдавалась военачальникам ассирийским, носящим перевязи на чреслах и многоцветные тиары на головах? Где та, которая отдавалась юношам египетским, облаченным в тончайшее полотно и порфиры, юношам, чьи щиты — из золота, а шлемы — из серебра и чьи тела столь могучи? Велите ей восстать с ложа своего, ложа скверны, ложа кровосмешения, дабы смогла она услышать слова того, кто приуготовляет путь Господень, и покаяться в грехах своих. И пусть даже она никогда не раскается, но, напротив, будет упорствовать в прегрешениях своих, велите ей явиться сюда, ибо лопата Господа уже в руке Его[37].
Саломея. Но лик его ужасен, просто ужасен!
Молодой сириец. Не оставайся здесь, царевна, умоляю тебя.
Саломея. А самое ужасное — это его глаза. Они точно черные дыры, выжженные факелами в тирском гобелене. Точно черные пещеры, где обитают драконы. Точно черные пещеры Египта, где устраивают себе логовища драконы. Точно черные озера, взбудораженные фантасмагорическими лунами… Ты думаешь, он будет что-то еще говорить?
Молодой сириец. Не оставайся здесь, царевна. Умоляю тебя, не оставайся.
Саломея. До чего же он худ! Он похож на хрупкую фигурку из слоновой кости. Или на изваяние из серебра. Я уверена, что он непорочен, как месяц на небосклоне. Он подобен лунному лучу, серебристому лунному лучу. Его плоть, должно быть, холодна, как слоновая кость… Я хочу увидеть его поближе.
Молодой сириец. Нет, нет, царевна.
Саломея. Но я должна посмотреть на него поближе.
Молодой сириец. Царевна! Царевна!
Иоканаан. Кто эта женщина, что воззрилась на меня? Я не хочу, чтобы она на меня смотрела. Зачем она на меня смотрит этими своими золотыми глазами из-под позолоченных век? Я не знаю, кто она. И не желаю знать, кто она. Пусть она уходит. Если я и буду говорить, то не с ней.
Саломея. Я Саломея, дочь Иродиады, царевна иудейская.
Иоканаан. Не подходи, дочь вавилонова![38] Не приближайся к избраннику Господню. Мать твоя пропитала всю землю вином своих нечестивостей, и крики о грехах ее достигли ушей Господних.
Саломея. Не умолкай, Иоканаан. Твой голос пьянит меня точно вино.
Молодой сириец. Царевна! Царевна! Царевна!
Саломея. Говори еще! Говори еще, Иоканаан, и надоумь меня, что мне делать.
Иоканаан. Не приближайся ко мне, дочь содомова! Спрячь лицо свое под покрывало, посыпь голову свою пеплом и поспеши в пустыню искать Сына Человеческого.
Саломея. Кто он, Сын Человеческий? Он так же красив, как и ты, Иоканаан?
Иоканаан. Прочь от меня! Я слышу, как во дворце хлопает крыльями Ангел Смерти.
Молодой сириец. Царевна, умоляю тебя, возвращайся на пир!
Иоканаан. Ангел Господень, зачем ты здесь с мечом своим? Кого ты ищешь в этом нечестивом дворце? Не пришел еще его день — того, кто умрет в серебряном одеянии.
Саломея. Иоканаан!
Иоканаан. Кто это говорит?
Саломея. Иоканаан! Я влюблена в твое тело! Тело твое бело, как лилии на никогда не кошенном поле. Тело твое бело, как снег, покрывающий горы, — как снег, лежащий в горах Иудеи и нисходящий в долины. Розы в саду царицы аравийской не столь белы, как твое тело. Ни розы в саду царицы аравийской, ни ноги утренней зари, легко ступающей по листве, ни лоно луны, покоящейся на лоне морском, — ничто на свете не сравнится с белизной твоего тела. Позволь мне коснуться твоего тела!