Старухи
Под окном балякают старухи.Вязлый хрип их крошит тишину.С чурбака, как скатный бисер, мухиУлетают к лесу-шушуну.Смотрят бабки в черные дубровы,Где сверкают гашники зарниц,Подтыкают пестрые поневыИ таращат веки без ресниц.«Быть дождю, – решают в пересуде, –Небо в куреве, как хмаровая близь.Ведь недаром нонче на посудеПоявилась квасливая слизь,Не зазря прокисло по махоткамВ погребах парное молокоИ не так гагачится молодкам,Видно, дыхать бедным нелегко».Говорят старухи о пророке,Что на небе гонит лошадей,А кругом в дымнистой заволокеВеет сырью звонистых дождей.
«Я странник убогий…»
Я странник убогий.С вечерней звездойПою я о БогеКасаткой степной.
На шелковом блюдеОпада осин,Послухайте, люди,Ухлюпы трясин.
Ширком в луговины,Целую сосну,Поют быстровиныПро рай и весну.
Я, странник убогий,Молясь в синеву.На палой дорогеЛожуся в траву.
Покоюся сладкоМеж росновых бус;На сердце лампадка,А в сердце Исус.
Разбойник
Стухнут звезды, стухнет месяц,Стихнет песня соловья,В чернобылье перелесицС кистенем засяду я.
У реки под косогоромНе бросай, рыбак, блесну,По дороге темным боромНе считай, купец, казну!
Руки цепки, руки хватки,Не зазря зовусь ухват:Загребу парчу и кадки,Дорогой сниму халат.
В темной роще заряницаЧешет елью прядь волос;Выручай меня, ножница:Раздается стук колес.
Не дознаться глупым людям,Где копил – хранил деньгу;Захотеть – так все добудемТемной ночью на лугу!
«Алый мрак в небесной черни…»
Алый мрак в небесной черниНачертил пожаром грань.Я пришел к твоей вечерне,Полевая глухомань.
Нелегка моя кошница,Но глаза синее дня.Знаю, мать-земля черница,Все мы тесная родня.
Разошлись мы в даль и шириПод лазоревым крылом.Но сзовет нас из псалтыриЗаревой заре псалом.
И придем мы по равнинамК правде сошьего крестаСветом книги голубинойНапоить свои уста.
«Белая свитка и алый кушак…»
Белая свитка и алый кушак,Рву я по грядкам зардевшийся мак.
Громко звенит за селом хоровод,Там она, там она песни поет.
Помню, как крикнула, шигая в сруб:«Что же, красив ты, да сердцу не люб.
Кольца кудрей твоих ветрами жжет,Гребень мой вострый другой бережет».
Знаю, чем чужд ей и чем я не мил:Меньше плясал я и меньше всех пил.
Кротко я с грустью стоял у стены,Все они пели и были пьяны.
Счастье его, что в нем меньше стыда,В шею ей лезла его борода.
Свившись с ним в жгучее пляски кольцо,Брызнула смехом она мне в лицо.
Белая свитка и алый кушак,Рву я по грядкам зардевшийся мак.
Маком влюбленное сердце цветет,Только не мне она песни поет.
Плясунья
Ты играй, гармонь, под трензель,Отсыпай, плясунья, дробь!На платке краснеет вензель,Знай прищелкивай, не робь!
Парень бравый, синеглазыйЗагляделся не на смех.Веселы твои проказы,Зарукавник – словно снег.
Улыбаются старушки,Приседают старики.Смотрят с завистью подружкиНа шелковы косники.
Веселись, пляши угарней,Развевай кайму фаты.Завтра вечером от парнейПридут свахи и сваты.
«В лунном кружеве украдкой…»
В лунном кружеве украдкойЛовит призраки долина.На божнице за лампадкойУлыбнулась Магдалина.
Кто-то дерзкий, непокорный,Позавидовал улыбке.Вспучил бельма вечер черный,И луна – как в белой зыбке.
Разыгралась тройка-вьюга,Брызжет пот, холодный, тёрпкий,И плакучая лещугаЛезет к ветру на закорки.
Смерть в потемках точит бритву…Вон уж плачет Магдалина.Помяни мою молитвуТот, кто ходит по долинам.