Когда для вас день начинается? В тот миг, когда вспыхнет заря И солнце окошка касается, Огнями на стеклах горя? А мой – лишь тогда начинается, Когда, меня взглядом даря, Подруга моя просыпается.
У нас с тобой разными радости стали, У нас с тобой разными стали печали… Но все б эти радости – будь моя воля – Сменял без возврата на общую боль я!
Я знаю наизусть всего Махмуда, Но вот не понимаю одного: Откуда о любви моей, откуда Узнал он до рожденья моего?
О БУРНЫХ ДНЯХ КАВКАЗА
ДВАДЦАТЫЙ ВЕК
Если б были чемпионаты, кто в веках по убийствам первый — ты бы выиграл, Век Двадцатый. Усмехается Век Двадцать Первый.
Если б были чемпионаты, кто по лжи и подлостям первый — ты бы выиграл, Век Двадцатый. Усмехается Двадцать Первый.
Если б были чемпионаты, кто по подвигам первый — нет нам равных, мой Век Двадцатый! Безмолвствует Двадцать Первый.
СОСТЯЗАНИЕ ПЕВЦОВ
Помню, я в чужом краю гостил, Видел, как поэты состязались, Как друг друга, не жалея сил, Перепеть любой ценой старались.
Был мне непонятен этот спор. Что за блажь перепевать друг друга. Сильному уступишь — не позор, Слабого осилишь — не заслуга.
***
Я собственному слову не поверю, Когда не прозвучит оно в горах, Скитальцу в полночь не откроет двери, В глазах ребенка не рассеет страх.
Нет, не поверю даже на мгновенье, Когда оно красавице одной Не явится в глубоком сновиденье, Чтоб навсегда отнять ее покой.
Я не поверю собственному слову, Коль в колыбельной песне нет его И коль оно для тяжелобольного В последний час не значит ничего.
Нет, не поверю, как пустому звуку, В котором смысла не было и нет, Коль на себя оно не примет муку, Чтоб эту землю заслонить от бед.
И лишь тогда поверю бесконечно, Когда горянки наши из Цунта1 Затянут песню на родном наречье, Гортанном, словно бурная вода.
Когда на скалах Грузии соседней Запляшет лань, внимая голосам, Когда за песню золотом осенним Заплатят щедро горные леса.
ПЕРЕД РАССВЕТОМ
Ах, как люблю я беззаветно Неудержимый этот миг — Когда меж ночью и рассветом Разлад невидимый возник.
Когда со страхом и надеждой Земля волнуется, как мать, Чтоб, сбросив темные одежды, Улыбкой светлой просиять.
Ах, как люблю я миг тот краткий, Когда откроется окно И глянет женщина украдкой, Как будто бы ей все равно.
И тишину разбудит пенье Звонкоголосого ручья — В такие редкие мгновенья Родятся только сыновья.
И старики на годекане Припоминают те века, Когда выбрасывала камни На берег яростно река.
В такой же миг давно когда-то, Смахнув слезу, как ночь, с лица, Склонилась скорбная Гранада Над телом павшего певца.
И миг тот превратился в вечность, Когда, Россия, твой поэт Упал на снег у Черной речки, Прижав дуэльный пистолет.
И в этот миг неповторимый Рождается порой строка, Что только с пушкинской сравнима Так совершенна и легка.
КОГДА ЛЕТЯТ ЖУРАВЛИ
Когда летят по небу журавли, Я о погибших думаю, тоскуя. А вы — в какие образы вошли, Года мои, прошедшие впустую?!
Над прахом воздвигают монумент. Живое да не будет позабытым! Но в целом мире памятника нет Годам загубленным, годам убитым!
И все ж, когда с деревьев сходит снег, Мы замечаем: кое-где на кронах Есть веточки, отличные от всех В броне зеленой листьев сохраненных.
Как ни трещал над ветками мороз, Как ни свистел над ними вихрь жестокий, Сберечь деревьям этим удалось Там, под корою — жизненные соки.
…И у моих стихов такой же нрав: Зима их не поставит на колени! Зашелестят, задышат, смерть поправ: Там, под корою — стойкий дух весенний!
***
Многими богатствами земными Всяк живущий одарен сполна. Нам навек одно дается имя, Жизнь у нас одна и смерть одна.
Нам с тобой подарено на счастье Множество иных земных даров: День и ночь — две соразмерных части, Пара глаз, две стрелки у часов.
Нам немало всякого досталось, Приняли навек мы дар такой: Три мгновенья — детство, зрелость, старость, Три стремленья — путь, любовь, покой.
Мы еще дары такого рода Приняли всем бедам вопреки: Что ни год — четыре части года И четыре песенных строки.
Мир своих недолгих постояльцев Осчастливил множеством даров: Он им руки дал, и по пять пальцев, Подарил им пять материков.
***
Весна наступит. Таять снег начнет. И дождик зарядит надолго следом. Кап-кап… — как слезы, с потолка течет, — Кап-кап… И никому конец не ведом.
Мать подставляла таз или корыто, Чтоб день и ночь стекала в них вода. И в тишине сквозь крышу, как сквозь сито, Кап-кап… не умолкало никогда. Кап-кап… кап-кап… всю ночь не умолкало, Порой задремлешь — переполнен таз. Казалось, все жилище намокало, Кап-кап… не прерывалось ни на час. Напев дождя… Звучит — не иссякает… Та музыка мне помнится всегда: Кап-кап… И сердце кровью истекает, Когда чужая встретится беда, Когда детей Земли встречаю я, Обиженных неправыми делами, И матери, тревоги не тая, Во сне войны минувшей видят пламя…
Кап-кап… не умолкает вновь и вновь, Корыто, таз, кувшин переполняя… Кап-кап… И слезы капают и кровь, И сердце переполнено до края…
***
— Скажи, земля, оставила ли ты Для доброты распаханное поле? — Оставила — и сладкие плоды Оно дало нам, не скупясь и вволю…
— Земля, ты сохранила ли для зла Какой-нибудь пустырь неприхотливый? — О да, я злу участок отвела — Там выросли репейник и крапива…
— Тебе, земля, хватило ль — дай ответ! — Дождя и солнца?.. Думаю, едва ли… — Наверное, на мне и точки нет, Которую б они не целовали…
— Скажи мне, все еще кровоточат Войною нанесенные увечья? — Им не зажить — покуда в мире чад И кровь и слезы льются человечьи, Покуда повергает в прах свинец Живую жизнь в дыму боев жестоких… — Скажи, земля, придет ли им конец — Сегодняшним сраженьям на востоке?..
Еще, земля, прошу тебя, ответь: Для правды поле у тебя найдется?.. — Да, если человек не станет впредь Меня корежить, если он уймется… Да, если вправду любит он меня, С любовью вспашет, вовремя засеет. И взрывом не затмит сиянье дня, И детской радостью весь мир заселит…
Он, человек, единственный творец Своей судьбы и дня, который прожит. Начало жизни в нем… И в нем — конец: Он, он же стать убийцей жизни может…
***
Печально невозделанное поле, Чей пахарь не придет, как ни зови. Печально время без заглавной роли И подвигов, и славы, и любви.
Печально слушать дураков, которых Полно окрест. Печально оттого, Что вижу средь поэтов и актеров Я серости несметное число.
И становлюсь печальным поневоле Не потому ль, что бездарям иным Высокие награды прикололи И славословья воскурили дым?
Но более всего я оттого печалюсь, Что атомных ракет заложником являюсь.
***
Мать пестует детей и в зной и в стужу,— Один — получше, а другой — похуже, Но верит мать, что времена настанут — Хорошими плохие дети станут.
Земля их кормит в щедрости извечной — Плохих, хороших, злобных и сердечных, Надеется, что времена настанут — Хорошими плохие дети станут.
На это же надеются и звезды: Исправиться, мол, никогда не поздно… И солнце в небесах — источник света, Да и луна надеется на это.
Дороги, реки, и леса, и горы И верят, и надеются, что скоро Совсем иные времена настанут — Хорошими Плохие люди станут.
И песнь моя царит мечтой свободной В надежде, что получит хлеб — голодный, Что грянет радость в синеве бездонной, Что обретет пристанище — бездомный, Что доктора больным вернут здоровье, Но — все возможно при одном условье: Что все безумцы вдруг преобразятся, В людей благоразумных превратятся, Что станут вдруг хорошими плохие — И нас минуют времена лихие…