Но глупые карты врали!А за ними соседка врала!Наврала она про дорогу.Наврала она про покой…Карты врали!..И слава богу,слава людям, что я не такой!Что по жилам бунтует сила,недовольство собой храня.Слава жизни!Большое спасибоейза то, что мяла меня!Наделила мечтой богатой,опалила ветром сквозным,не поверилабабьим картам,а поверилаливням грибным.
Память
Память,ты, как никогда, легко ранима, —
ты девчоночьих именне сохранила.Разберись в воспоминаниях нечетких…
Жили-были в нашем городедевчонки.Длинноноги,угловаты,синеоки, —назначали нам свиданья возле Омки.Мы терялись и зевали —в жизнь вникали.Нас мальчишки называли«женихами».Пели хитрые мальчишкизлую песню.Говорилось в нейо тесте и невесте.Мы шагали через двор,двора не видя…
Но потоммы «исполнителей»ловили!Заводили их в подъезди терпеливосовершали судсвятой и справедливый…А с девчонкамивели себя не просто,и по-взросломукурили папиросы.А вообще предпочиталикарамели,потому что притворяться не умели.Мы для них сирень ломаливдохновенно…
Но это были не романы,а так…Новеллы…
Память, память,желчь и мед —напрасно споришь:ты ведь даже их иментеперьне вспомнишь…
Старые фотографии
Может, слишком старательноя по прожитым дням бегу…
Старые фотографии,зачем я вас берегу?Тоненькие, блестящие,гнущиеся, как жесть…Вот чье-то лицо пустяшное,вот чей-то застывший жест.Вот детство вдали маячит,кличет в свои края.
Этот насупленный мальчик —неужто такимбыл я?!Фотограф по старой привычкескажет:«А ну, гляди:отсюда вылетит птичка.Ты только смирно сиди».Он то говорит, что должен, —профессиональный тон.«Не вылетела?Ну что же…Ты приходи потом».И мальчишка на улицу выйдети будет думать, сопя:«Когда ж эта птичка вылетит?Какая она из себя?Синяя или оранжевая?»И мальчишка не будет спать.
К дому, где фотография,он утром придет опять.Будет взгляд у фотографасумрачен и тяжел.Он мальчика встретит недобрым:«А-а, это ты пришел!Шляется тут, бездельник,а ты занимайся с ним…Не вылетит птичка без денег.Не вылетит!Уяснил?»
Паренек уйдет осторожно.Но, исполнить мечту решив,он будет копитьна мороженомсэкономленныегроши.Через неделю мальчишкавернется к дому тому.И опятьне вылетит птичка,обещанная ему.
И фотограф тогда ответит —будет голос жесток:«Нет этой птицы на свете,пойми ты это, браток.Я говорю серьезно, —зря ты птицу искал».
И мальчишка размажет слезысоленыепо щекам.Покажется мамена дивосмешною его беда,что птичка из объективане вылетитникогда…Он будет плакать.Не скороон забудет свою мечту.
А потом он окончит школу.А после пойдет в институт.Поймет он, как слово дорого.Повзрослеет.Выйдет в отцы.
И все же не будет любитьфотографовза то, что они…лжецы.
Концерт
Сорок трудный год.Омский госпиталь…Коридоры сухие и маркие.Шепчет старая нянечка:«Господи!..До чего же артисты маленькие…»
Мы шагаем палатами длинными.Мы почти растворяемся в нихс балалайками, с мандолинамии большими пачками книг…Что в программе?В программе – чтение,пара песенвоенных, правильных…
Мы в палату тяжелораненыхвходим с трепетом и почтением…Двое здесь.Майор артиллериис ампутированной ногой,в сумасшедшем бою под Ельнейна себя принявший огонь.На пришельцев глядит он весело…И другой — до бровей забинтован, —капитан,таранивший «мессера»три недели назад над Ростовом…Мы вошли.Мы стоим в молчании…Вдругсрывающимся фальцетомАбрикосов Гришка отчаяннообъявляет начало концерта.А за ним,не вполне совершенно,но вовсю запевале внимая,о народной поем, о священнойтак,как мы ее понимаем…В ней Чапаев сражается заново,краснозвездные мчатся танки.В ней шагают наши в атаки,а фашисты падают замертво.В ней чужое железо плавится,в ней и смерть отступать должна.Если честно признаться,нравитсянамтакая война…Мы поем…Только голос летчикараздается.А в нем – укор:«Погодите…Постойте, хлопчики…Погодите…Умер майор…»Балалайка всплеснула горестно.Торопливо,будто в бреду…