Глотками пить завьюженную зиму,ее хрустящий и промерзший полдень.Поспорить с высотою поднебесной.Застыть над бездной.Помолчать над бездной.Сдержать восторг.Мир заново увидеть.И облако рукою отодвинуть…Помедлить чуть перед последним шагоми бросить вызов царству льда и снега…И, оттолкнувшисьот земного шара,взлететь, сквозное обнимая небо!Земле кричать,кричать горам и рекам,над птицей удивленною смеяться!Навстречу ветру мчаться!К солнцу мчаться!
Быть Человеком!Слышишь —Че-ло-ве-ком!!Глядеть на мир влюбленными глазамии чувствовать, что все тебе подвластно…
Прекрасна жизнь!Четырежды прекраснапланета,на которой ты хозяин…
Песня
Свет погаснет.Лысый демонпалочкой взмахнет.Выйдет на эстраду тенор —ручки распахнет.И, от упоенья млея,стоя на носках,станет песнею моеюгорло полоскать.Мне на муку и на горепесня задрожит.Будет песня в медном горле,будто в клетке, жить.Рваться из него на волюв зал полупустой,получаться неживою,чопорной,не той…Тенор будет нежно мямлить,томно завывать,будет он играть бровями,глазки закрывать.
А в конце,привычный ужасв дамочек вселя,тенор выдаст, поднатужась,тоненькое «ля».И замолкнет деловито…
Под визгливый стоня тогда на сцену выйдуи скажу:– Постой!Ты поешь по всем законам.Правильно.И все ж —эта песня мне знакома —ты не так поешь!..Написал я эту песнюночью у костра.Я хотел, чтоб эта песняне простой была.Чтоб она из душных спаленпозвала людей.Чтоб еехороший парень,как рюкзак, надел.Чтоб до неба, как до крыши, —искоркам взамен, —голос тихий и охрипшийдолететь сумел.И, растаяв в поднебесье,чтоб зажег зарю…Мне знакома эта песня —честно говорю!..
Впрочем, что я здесь толкуюи о чем кричу?Я ж не написал такую. —Написать хочу.
«На самом дальнем западе»
1964
Нью-Йорк сверху
Он пока еще не улей.Он возник из-под крыла,будто тлеющие углинебывалого костра.Вот, гляди,сползает набок!Вот, сейчас помчится вскачь!До восторга одинаков.И до ужаса горяч!..Люди вымотаны за день.Восторгатьсялюдям лень…Но предельно осязаемстал цветастый жаруглей!Мы, влетая в пытку эту,бережем глаза свои.Восходящей массой светасамолет качнулои…Небо черное в румянце.Зной объятья распростер.Наши волосы дымятся.Мы садимся на костер!Он — под нами в желтом нимбе.(Летчик, друг,повремени!)Все мощней,все объяснимей,ослепительней огни.И уже дома подробны.И понятно, что — куда.И виднааэродромаровная сковорода.Соберите волю, йоги!..Что мне делать?Я — не йог…Приземляемся в Нью-Йорке!Надвигается Нью-Йорк!И назад нельзя ни шагу.Мыбросаемся в него!..– Жарко будет?– Очень жарко.– Перетерпим.Ни-че-го!
Танцуют индейцы
Юлиану Паничу
Бум!Это не костюмированный бал.Бум!
Это грянул боевой барабан…Бум!Он рокочет, как размеренный пульс.Вот в него вплетаетсязвяканьебус.В барабанном рокоте слышится мне:
«Мы когда-то жилив этой самой стране.Мы сейчас шагаем по отцовским гробам…Громче, барабан! Чаще, барабан!Будто бы,будто бывсе как тогда, —нашаземля,нашавода!Наши вигвамы у Зеленой горы.За этими деревьями —наши костры!..Шли мы на охоту, как река из берегов.Только по скальпамсчитали мы врагов!Мы — люди из племени Справедливого Орла…Смейся, бледнолицый.Твоя взяла!Смейся, бледнолицый.Кричи, воронье…Это ты здорово придумал — ружье.Это ты здорово придумал — спирт.Кто не убит,тот как мертвыйспит…Мы остановились.Мы глядим, удивясь:«Ах, какая шелковая кожа у вас!Ах, какие волосы у ваших жен!..»А еслипо шелковой коже —ножом?!А если бы, а еслипосреди тишиныснова позвала бы нас тропа войны?!Как бы над росоюсвистел томагавк!Ах, какие скальпыдымились быв руках!Наши барабаны выбивали бы такт…Не бойтесь!Не будем.Это мы… так…Это на секунду нас обожглажаркая кровьСправедливого Орла.Мы нарежем ленты из березовой коры…Смейся, бледнолицый!Мы — дикари…Будем сниться детям твоим по ночам…Видишь?Это пляшет наша печаль!Танец наш древнее,чем отцовский вигвам.Он, скорей всего,не понравитсявам.Пусть!..