надо человеку счастья,
А земли всего аршина три.
Нам земля не много будет стоить,
Значит, ни к чему богатство нам —
Счастье наше самое простое,
И оно подобно небесам.
* * *
Душа во мгле проснулась,
И заскулил щенок,
И, в облаках, метнулась
Луна, куда-то вбок.
И дождик чуть закапал,
И мутной пеленой
Покрылся мир, заплакал
Младенец за стеной.
Какая в мире слабость,
Безвыходность, тоска…
Бредёт по лужам баба,
Глядит на облака;
Мужик стругает палку
Зазубренным ножом,
Дымок струится жалкий
Над скудным очагом.
И то сильней, то тише
Дождь льётся без конца
На серенькие крыши,
На нищие сердца.
* * *
Крестьянка очень любит кролика
И холит бережно его,
Немалая есть в сердце толика
Любви, для кролика того.
И в час, когда заря румянится,
И в полдень, и в вечерний час
Охапка сладких трав достанется
Ему, с улыбкой бабьих глаз.
Хозяин очень одобрительно
И добродушно поглядит,
И сын его, неукоснительно,
С ним утром поиграть спешит.
И сердце кроличье невинное
Ответной нежности полно,
Беззлобное и неповинное,
Любовию живёт оно.
Но в день рождения хозяина
Иль в день, когда приходит гость,
Крестьянка, утром, без раскаянья
В глаз кролику вонзает гвоздь.
И он висит безмолвный, плачущий
Кровавой, страшною слезой;
А сын, вокруг голгофы скачущий,
На трупик поглядит живой
И облизнётся в ожидании
Обеда сытного, и вот,
Уходит кроличье страдание
В урчащий в сытости живот.
* * *
Сияет солнце над моим Сервозом,
На солнце набегают облака,
И пахнет из коровника навозом,
И пахнет эдельвейсами слегка.
И облака, что в ледяном эфире
Блуждая, не нашли себе приют,
К моим дверям, к душе моей и к лире
В серебряном сиянии плывут.
Вот ночь пришла, и в месяце двурогом
Небесная уснула тишина…
О, этот кубок, поднесённый Богом,
Я выпью с наслажденьем и до дна.
* * *
Вот ты идёшь тропинкою в лесу,
Скучая, папиросу зажигаешь
И эту первозданную красу
Вокруг себя почти не замечаешь.
А рядом Бог, и звери, и цветы —
Ты ничего уже о них не знаешь —
Змея на солнце греется, и ты
Её тяжёлым камнем убиваешь.
Да, ты силён — в руке и палка есть,
И камень твой так точно попадает —
Но можешь ли ты белоснежно цвесть,
Как этот ландыш, что благоухает?
В потерянном раю, к твоим ногам
Он льнуть легчайшим стеблем продолжает,
И та змея к нежнейшим лепесткам
Свою главу прелестную склоняет.
Элегия
Зинаиде Верник
Выхожу я на закате
В поле, через буерак,
Васильки синеют в злате,
В серебре алеет мак.
А вдали, как сновиденье,
Как надежда иль мечта,
Пушкинским стихотвореньем
Пролетает высота. —
Больше ничего не надо,
Лишь идти, идти, идти
Меж цветов чудесных сада
По чудесному пути.
Тихо запад розовеет,
В сердце чисто и светло,
И легко мне в очи веет
Ночи звёздное крыло.
* * *
Альпинист стремится ввысь — не верьте
Ни усилью, ни мечте его,
Кроме льда, усталости и смерти
Нет на этих высях ничего.
Не стремись к земным вершинам, силы —
Береги для тех иных высот,
Где над бездной Херувим поёт,
Где парят Престолы, Власти, Силы.
* * *
Смотри, как медленно и плавно
И величаво в вышине
Орёл стремит полёт державный
В ветрах и солнечном огне.
Смотри, на малое мгновенье
Как бы внезапно измождён,
Преодолев закон паденья,
В лазури замирает он,
Чтоб камнем рухнуть на добычу,
Что в страхе, в прахе залегла…
Ты видишь, есть предел величью —
Два в небе сложенных крыла.
Мазепа
…Казак на север держит путь,
Казак не хочет отдохнуть…
Голубыми лучами печали и тайны
Залиты сумасшедшие ночи Украйны.
И зашита измена в казачьей папахе,
И топор серебром отливает на плахе.
И Мария, что гетмана любит седого,
И судьба, что не знает исхода иного,
И на гибель казачья летящая лава,
И Петром под Полтавой разбитая слава…
…Так в безумном полёте, в безнадежной погоне
Под кнутом задыхаются, падают кони.
Кровь и пена на Карла серебряной шпоре,
И Анафемы рокот в Московском соборе.
Тёмный лик на озёрной качается зыби —
Выпей, царь, за любовь, за Марию, за гибель!
Спит Украйна и бредит, не может проснуться, —
Старый Гетман, в Диканьку тебе не вернуться.
Зарастают дороги к забытому склепу —
Ах, Мария, зачем полюбила Мазепу!
Стихи о Лермонтове
Есть скука и слава, шампанское, дикий Кавказ,
Есть слёзы скупые из гордых и сумрачных глаз.
Есть Зимний Дворец, и суров Государь во дворце,
Есть отблеск нездешний на детском, усталом лице.
Есть мальчик шотландский, попавший в российский полон,
Есть остров Елены, где царствует Наполеон,
Есть всё, что терзает, и мучит, и гонит, и гнёт,
Есть парус — но буря его на клочки разорвёт.
Кремнист и туманен и труден твой путь на земле,
Но слух мой лелея, твой голос не молкнет во мгле.
О, как ты несчастен, мой бедный, единственный друг,
«А жизнь, как посмотришь с холодным вниманьем вокруг»…
В кавказском ущелье на грудь наведён пистолет —
Но смерти, мой мальчик, мой ангел, мой мученик, нет
* * *
Над Чёрным морем, над белым Крымом
Летела слава России дымом.
Над голубыми полями клевера
Летели горе и гибель с севера.
Летели русские пули градом,
Убили друга со мною рядом,
И Ангел плакал над мёртвым ангелом…
— Мы уходили за море с Врангелем.
* * *
Есть яма, которую ты не минуешь;
Есть губы, которые не поцелуешь.
Далёкая лира, которою бредишь,
Отчизна, в которую ты не доедешь.
Над горем, которому нету начала,
Над счастьем, к которому нету причала,
Горит в небесах, утопая глубоко,
Недвижное, страшное Божие око.
* * *
Ты в крови — а мне тебя не жаль,
Ты в огне, а я дрожу в ознобе…
Ты жила во лжи, труде и злобе,
Закаляла и сердца, и сталь.
Ты людей учила не жалеть
И своих детей не пожалела,
Ты почти что разлучилась петь,
Помнишь ли, как раньше райски пела?
Как же мне теперь с тобою быть,
С горькою моей к тебе любовью?
Вновь земля твоя набухла кровью,
Ран не счесть и горя не избыть.
Защищаясь сталью и хулой,
Бьёшься ты, кольцом огня объята,
Страшное сияние расплаты
Полыхает над твоей землёй.
Страшная расплата за грехи,
За насилие над человеком,
За удары по сомкнутым векам,
Вот за эти слёзы и стихи.
Мне тебя не жаль — гори, гори,
Задыхайся в черных клубах дыма —
— Знаю я, что ты неопалима,
Мать моя, любовь моя — умри!
Нет пощады, падай до конца,
Чтобы встать уже весь мир жалея,
Чтобы в мире не было светлее
Твоего небесного лица!
* * *
Я знаю, Россия погибла
И я вместе с нею погиб —
Из мрака, из злобы, изгибла
В последнюю гибель загиб.
Но верю, Россия осталась
В страданье, в мечтах и в крови,
Душа, ты сто крат умирала
И вновь воскресала в любви!
Я вижу, крылами блистая,
В мансарде парижской моей,
Сияя, проносится стая
Российских моих лебедей.
И верю, предвечное Слово,
Страдающий, изгнанный Спас
Любовно глядит и сурово
На руку, что пишет сейчас.
Недаром сквозь страхи земные,
В уже безысходной тоске,
Я сильную руку России
Держу в моей слабой руке.
1955
России
Люблю Тебя последнею любовью,
И первою — ревнивой и одной;
Моим дыханьем и моею кровью,
Земной люблю Тебя и неземной.
Люблю Тебя в отчаянье и в счастье,
В воспоминаниях, в надеждах, в снах,
В раздумье, в восхищении и в страсти,
В презренье, в гневе, в страхе и в мечтах.
Люблю Тебя напрасно, неумело,
В величье, в рабстве, в громе и в тиши,
Люблю Тебя движеньем каждым тела
И каждым вдохновением души.
* * *
Не надо о России говорить —
Не время, слишком поздно или рано…
У каждого из нас есть в сердце рана,
И кровь из раны не остановить.
Не жалуйся, не плачь, прижми к груди
Ладонь, чтоб рана медленней сочилась,
Любви не предавай, терпи и жди,
Покамест сердце не остановилось.
Мы можем только донести любовь…
И слаб герой, который в муке стонет.
И так чиста сочащаяся кровь
На медленно хладеющей ладони.
Стихи о троцкистах
«Мне отмщение и Аз воздам».
«Мне отмщение и Аз воздам…» —
Под полом в Кремле скребутся крысы,
Другу вождь подписывает сам
Смертный приговор, и толстый, лысый
Секретарь, склонившись за плечом,
Вежливо, зелёной промокашкой
Подпись промокнет, слегка при том
Жирною подергивая ляжкой.
Кремль… Подвал… — «Кричи, троцкист, кричи —
Брат, прости…» — «На, получай, собака,
Получил? — Ну, а теперь тащи
Эту падаль в морг!» — Во мрак из мрака
Тащат, и мерцают на плечах
Сорванные с мертвецов погоны…
Белый воин в русских спит степях,
Стихла боль, давно умолкли стоны.
…Мне отмщение!.. — И на земле,
Как в аду, вам невозможно скрыться.
Стынет сердце у вождя в Кремле,
А под сердцем жаба шевелится.
Баллада о герое
Живёт молод