ское, дикий Кавказ,
Есть слёзы скупые из гордых и сумрачных глаз.
Есть Зимний Дворец, и суров Государь во дворце,
Есть отблеск нездешний на детском, усталом лице.
Есть мальчик шотландский, попавший в российский полон,
Есть остров Елены, где царствует Наполеон,
Есть всё, что терзает, и мучит, и гонит, и гнёт,
Есть парус — но буря его на клочки разорвёт.
Кремнист и туманен и труден твой путь на земле,
Но слух мой лелея, твой голос не молкнет во мгле.
О, как ты несчастен, мой бедный, единственный друг,
«А жизнь, как посмотришь с холодным вниманьем вокруг»…
В кавказском ущелье на грудь наведён пистолет —
Но смерти, мой мальчик, мой ангел, мой мученик, нет
* * *
Над Чёрным морем, над белым Крымом
Летела слава России дымом.
Над голубыми полями клевера
Летели горе и гибель с севера.
Летели русские пули градом,
Убили друга со мною рядом,
И Ангел плакал над мёртвым ангелом…
— Мы уходили за море с Врангелем.
* * *
Есть яма, которую ты не минуешь;
Есть губы, которые не поцелуешь.
Далёкая лира, которою бредишь,
Отчизна, в которую ты не доедешь.
Над горем, которому нету начала,
Над счастьем, к которому нету причала,
Горит в небесах, утопая глубоко,
Недвижное, страшное Божие око.
* * *
Ты в крови — а мне тебя не жаль,
Ты в огне, а я дрожу в ознобе…
Ты жила во лжи, труде и злобе,
Закаляла и сердца, и сталь.
Ты людей учила не жалеть
И своих детей не пожалела,
Ты почти что разлучилась петь,
Помнишь ли, как раньше райски пела?
Как же мне теперь с тобою быть,
С горькою моей к тебе любовью?
Вновь земля твоя набухла кровью,
Ран не счесть и горя не избыть.
Защищаясь сталью и хулой,
Бьёшься ты, кольцом огня объята,
Страшное сияние расплаты
Полыхает над твоей землёй.
Страшная расплата за грехи,
За насилие над человеком,
За удары по сомкнутым векам,
Вот за эти слёзы и стихи.
Мне тебя не жаль — гори, гори,
Задыхайся в черных клубах дыма —
— Знаю я, что ты неопалима,
Мать моя, любовь моя — умри!
Нет пощады, падай до конца,
Чтобы встать уже весь мир жалея,
Чтобы в мире не было светлее
Твоего небесного лица!
* * *
Я знаю, Россия погибла
И я вместе с нею погиб —
Из мрака, из злобы, изгибла
В последнюю гибель загиб.
Но верю, Россия осталась
В страданье, в мечтах и в крови,
Душа, ты сто крат умирала
И вновь воскресала в любви!
Я вижу, крылами блистая,
В мансарде парижской моей,
Сияя, проносится стая
Российских моих лебедей.
И верю, предвечное Слово,
Страдающий, изгнанный Спас
Любовно глядит и сурово
На руку, что пишет сейчас.
Недаром сквозь страхи земные,
В уже безысходной тоске,
Я сильную руку России
Держу в моей слабой руке.
1955
России
Люблю Тебя последнею любовью,
И первою — ревнивой и одной;
Моим дыханьем и моею кровью,
Земной люблю Тебя и неземной.
Люблю Тебя в отчаянье и в счастье,
В воспоминаниях, в надеждах, в снах,
В раздумье, в восхищении и в страсти,
В презренье, в гневе, в страхе и в мечтах.
Люблю Тебя напрасно, неумело,
В величье, в рабстве, в громе и в тиши,
Люблю Тебя движеньем каждым тела
И каждым вдохновением души.
* * *
Не надо о России говорить —
Не время, слишком поздно или рано…
У каждого из нас есть в сердце рана,
И кровь из раны не остановить.
Не жалуйся, не плачь, прижми к груди
Ладонь, чтоб рана медленней сочилась,
Любви не предавай, терпи и жди,
Покамест сердце не остановилось.
Мы можем только донести любовь…
И слаб герой, который в муке стонет.
И так чиста сочащаяся кровь
На медленно хладеющей ладони.
Стихи о троцкистах
«Мне отмщение и Аз воздам».
«Мне отмщение и Аз воздам…» —
Под полом в Кремле скребутся крысы,
Другу вождь подписывает сам
Смертный приговор, и толстый, лысый
Секретарь, склонившись за плечом,
Вежливо, зелёной промокашкой
Подпись промокнет, слегка при том
Жирною подергивая ляжкой.
Кремль… Подвал… — «Кричи, троцкист, кричи —
Брат, прости…» — «На, получай, собака,
Получил? — Ну, а теперь тащи
Эту падаль в морг!» — Во мрак из мрака
Тащат, и мерцают на плечах
Сорванные с мертвецов погоны…
Белый воин в русских спит степях,
Стихла боль, давно умолкли стоны.
…Мне отмщение!.. — И на земле,
Как в аду, вам невозможно скрыться.
Стынет сердце у вождя в Кремле,
А под сердцем жаба шевелится.
Баллада о герое
Живёт молодой человек
Свой краткий бессмысленный век,
Он честно жениться мечтает,
Но денег ему не хватает,
И вот, он на небо глядит
И видит, как птица летит,
Как звёзды бессмертно сияют
И аэропланы летают,
И он, продолжая мечтать,
Идёт наниматься летать.
Гудит равнодушно мотор,
В глаза ему смотрит в упор
Полковник — опора державе.
О жалованье и о славе
Ему говорит он, и вот,
Садится в кабинку пилот,
Садится неловко и робко,
Направо удобная кнопка,
Налево стоит за плечом
Архангел с подъятым мечом.
Неясно ему самому,
Куда он, сквозь ветер и тьму,
Летит и кого убивает,
Но кнопку он всё ж нажимает,
И сразу — точна и легка,
Срывается бомба с крючка
И мчится, летать не умея,
Быстрее, быстрее, быстрее
На землю, чтоб там наконец
Взорваться средь душ и сердец.
Как просто стать в мире героем.
Опасно немного — но втрое
Заплатят тебе за опасность.
Какая невинность и ясность
В злодействе, как просто рука
Срывает погибель с крючка.
И если, подбитый снарядом,
Не рухнет он с бомбою рядом,
Герой покупает домишко,
Жена у него и детишки…
А баба картошку копала,
Когда эта бомба упала.
Монблан
Он над разорванною тучей
Сияет в золоте лучей,
И равнодушный и могучий,
Над миром страха и страстей.
И мудрое его молчанье,
И голубая белизна,
Как вечное напоминанье
О том, что только вышина
И чистота бессмертны в мире
Все остальное мгла и дым,
Как туча эта, что всё шире,
Всё тяжелей ползёт под ним.
* * *
Возникнет звук печальный и неясный,
Умолкнет вдруг и снова зазвучит,
И остановится на улице пиит,
Прислушиваясь к музыке ужасной
И сладостной… И вот запела мгла,
Он музыке небесной подпевает —
А смерть уже летит из-за угла,
Автомобиль со стоном налетает.
* * *
«И врата ада не одолеют её»
Бывают, конечно, попы,
Епископы тоже бывали,
Что не видели узкой тропы,
Уводящей в небесные дали
Серафимовские стопы…
Разные есть попы…
Бывают архиереи,
И даже митрополиты,
Что в кадильной прелести рея,
Над юдолью, слезами политой,
Гордятся, в мантиях прея…
Разные архиереи…
И патриархи бывали,
Бывали римские папы,
Что к власти тянули лапы,
Многих святых унижали…
Да простит им Господь, косолапым!
Разные папы бывали…
Но, всё-таки, люди эти
Иного хотели счастья,
И они — сквозь грехи столетий —
До меня донесли Причастье.
Стихи о нищих
Ибо алкал Я, и вы не дали Мне есть,
Жаждал, и вы не напоили Меня…
От Мф. ХХV-42.
Может быть, Его ты встретил,
Но увидев — не заметил.
Видел — нищий шляпу тянет,
Жалостно, с надеждой взглянет.
Бросить грош или не бросить?
Пьяница, бездельник просит!
Бросил — и пошёл спокойный,
Уважаемый, достойный…
Бедный раб, ехидной крови!
Сквозь земную мглу и гул
Не увидел ты сокровищ,
Что тебе Он протянул.
Святой Франциск Ассизский
Надо оставить гордыню, свободу, надежды,
Надо уйти в глубину беспросветную ночи,
Надо до дыр, до лохмотьев сгноить дорогие одежды,
Надо проплакать до крови бессонные очи.
Надо, чтоб в вере сгорело ненужное знанье,
Закалённое сердце чтоб стало подобное стали,
Надо всё это, чтоб плоть превратилась в сиянье,
Чтобы лохмотья небесною ризою стали.
Святая Таисия
Из дремучих лесов, из древней Руси —
Иисусе Сладчайший спаси! —
Из зыбучего морока финских болот,
Где антихрист поставил оплот,
Из горящих и Богом любимых скитов,
Аввакумовских райских садов,
Из-под диких ударов безумья и зла
Ты, святая, ко мне подошла.
За Тобою египетских знойных пустынь
Раскалённая, мутная синь,
За Тобою российские лютые льды,
На которых Христовы следы,
За Тобою распятье, крещенье, лучи
И монголов кривые мечи,
За Тобою, в полярных ветрах, Соловки,
Ледяные подвалы чеки.
От Тебя отступилась небесная рать.
Но мне сладко с Тобой умирать.
Плащаница
Преклонись пред безмерным страданьем,
Перед страшною тайной любви —
Вот Жених, что пришел на свиданье,
Почивает в цветах и крови.
Преклонись пред святой Плащаницей
И заплачь, и в мерцанье огней
Ты увидишь — Архангел, как птица,
С криком жалобным вьётся над ней.
* * *
Осталось немного — миражи в прозрачной пустыне,
Далёкие звёзды и несколько тоненьких книг,
Осталась мечта, что тоской называется ныне,
Остался до смерти короткий и призрачный миг.
Но всё-таки что-то осталось от жизни безумной,
От дней и ночей, от бес