,
Вот, отчаянье стало спокойное, как торжество,
Стало каменным сердце, и камни, и камни повсюду.
Стало каменным сердце, а ты говоришь о любви,
Стало каменным сердце, а ты говоришь о надежде,
Те же звёзды сияют и лгут и сияют как прежде,
Только сердце как камень, а было в слезах и крови.
Надо много вина, чтоб забыть, чтоб поверить опять,
Надо много вина, чтобы сердце согреть ледяное,
За кабацкою стойкой, последнее место земное,
Где мы можем ещё улыбаться, любить и мечтать.
Дай мне руку твою на прощанье — уж близок рассвет,
Гаснут души, и звёзды уходят дорогою млечной
Вот, ещё одну ночь скоротал с пьяной музой поэт,
Вот, ещё одну ночь, а ведь каждая ночь — бесконечна.
* * *
Всё давным-давно просрочено,
Пропито давным-давно,
Градом бито, червем точено,
Светом звёздным сожжено.
Всё давным-давно раздарено,
Выменено на гроши,
Выкрадено, разбазарено,
Брошено на дно души.
Все законы непреложные
Твёрдо знает нищета:
Каждая надежда — ложная,
Каждая любовь — не та…
Только смутное томление,
Тёмные, в бреду, слова,
Тёмный сон о пробуждении…
И на самом дне падения
Ожиданье торжества.
* * *
Так в безрадостной страсти сгорает холодное сердце,
Так в чаду догорают последние дни на земле…
Буду вечно в аду в свою жизнь с отвращеньем глядеться,
Будет пламя лизать отраженье на мутном стекле.
Будут вечно звучать, вечной болью и вечною ложью,
Все слова, все стихи — о, как мутная гладь глубока! —
Буду снова и с новой клониться на смятое ложе,
Будет снова и снова тоска, и тоска, и тоска.
И последнею болью, которой названья не знаю,
И последнею ложью, которой названия нет,
Будет тихий, покорный, высокий — как будто из рая,
Твой призыв, — твой далекий, печальный и ласковый свет.
* * *
Шампанское, и водка, и абсент,
И музыка, и запах ресторана —
Затянутая в смокинг обезьяна
Старухе шепчет сальный комплимент.
Поёт цыган, а важный метрдотель
Склоняется к икающим влюблённым —
Карману и душе опустошённым
Должно быть вреден благодатный хмель.
Он жжёт огнём свинцовые сердца,
Их прочный мир шатается и тает,
Обломанные когти выпускает
Придушенная совесть подлеца.
Уйдём, мой друг, отсюда навсегда,
Мы тоже пьяны, но совсем иначе…
Уйдём скорей, иль ты опять заплачешь
От боли, отвращенья и стыда.
Откроем дверь, пусть ветер пробежит
По волосам, по тихим струнам лиры,
Пусть мир иной, страдающий и сирый,
Заблудших нас и примет и простит.
* * *
Уходит жизнь, слабеют силы,
И всё невыносимей жить,
Но голос музы, голос милый
Не в силах сердце разлюбить.
Всё призрачно, всё безнадежно…
Но иногда, но иногда
Далёкий голос, голос нежный
Оттуда долетит сюда,
И сердце вздрагивает. Жадно
Прислушивается. Едва,
Едва он слышен. Беспощадный
Шум, заглушающий слова
Меж Ней и мною. О, как трудно,
Мучительно и сладко мне
Чуть слышный отзвук песни чудной
В блаженном слушать полусне,
И слов разорванных на части,
И звуков смысл воссоздавать,
И тени света, тени счастья
Во мгле и боли прозревать.
* * *
Уходи навсегда, исчезай без следа в темноте,
Из которой я вызвал тебя вдохновеньем и страстью,
Я не в силах тебя удержать на такой высоте —
На такой высоте разрывается сердце на части.
На такой высоте слишком страшно, и трудно дышать,
Я тебе возвращаю свободу, моя дорогая, —
Так срываются звёзды, что больше не в силах сиять,
Так снижается пламя, в ночи ледяной догорая.
Я прощаюсь с тобой, я тебе улыбаюсь в слезах,
Я тебе улыбаюсь, от сердца тебя отрывая…
Ты сияла надеждой в моих безнадежных мечтах,
Я прощаюсь с тобою, любя и уже забывая.
* * *
Владиславу Ходасевичу
Всё глуше сон, всё тише голос,
Слова и рифмы всё бедней, —
Но на камнях проросший колос
Прекрасен нищетой своей.
Один, колеблемый ветрами,
Упорно в вышину стремясь,
Пронзая слабыми корнями
Налипшую на камнях грязь,
Он медленно и мерно дышит —
Живёт — и вот, в осенней мгле,
Тяжёлое зерно колышет
На тонком золотом стебле.
Вот так и ты, главу склоняя,
Чуть слышно, сквозь мечту и бред,
Им говоришь про вечный свет,
Простой, как эта жизнь земная.
* * *
Моему отцу
Ты встаёшь из ледяной земли,
Ты почти не виден издали,
Ты ещё как сон — ни там, ни здесь,
Ты ещё не явь — не тот, не весь…
Стискиваю зубы. — Смерти нет.
Медленно сжимаю сердце. Свет
Каплями стекает с высоты.
Явственней видны твои черты,
Но слова твои едва слышны,
Но глаза твои ещё мутны,
Будто между нами пролегло
Дымом затемнённое стекло.
Смерти нет. Не может смерти быть.
Надо всё понять и всё забыть.
Страшное усилье. Страшный свет,
Слабый звон… — Ты видишь, смерти нет!
* * *
Огромные, двуглавые орлы
Средь вековой, среди российской мглы.
Безумный царь, в кольчуге боевой,
Взнесённый над шипящею змеёй.
В глухом бреду александрийский стих,
Декабрьский ветр в пустынях ледяных,
И плач зурны, и крыльев лёгкий взмах,
И слёзы вдохновенья на глазах.
Надменный взгляд, скрипение пера —
Как ловко мечут карты шулера.
О, как тяжёл и холоден свинец
Высокомерных и пустых сердец.
Усмешкою какой кривились рты,
Когда ты навзничь падал с высоты,
Когда в грязи любовь, в крови снега,
Под шпорой щегольского сапога,
Когда уже не изменить судьбу,
Когда свинец в боку, мертвец в гробу.
* * *
Иногда, из далёкой страны,
Из моей страны, из России,
Как будто летя с вышины,
Голоса долетают глухие.
Прислушиваюсь. — Слабый зов,
Иль может быть плач или пенье…
Но только не слышно слов,
Шум мешает и сердцебиенье.
Но смысл, разве он в словах?
Я всё понимаю по звуку —
Отчаянье их и страх
И ненависть их и муку.
Я слышу их много лет
(Теперь они глуше, чем прежде).
В тьму из тьмы, я кричу им в ответ
О гибели и надежде.
И сливается голос мой
С голосами глухими народа
Над его огромной тюрьмой,
Над тесной моей свободой.
* * *
Кричи не кричи — нет ответа,
Не увидишь — гляди не гляди,
Но всё же ты близко, ты где-то
У самого сердца в груди.
Россия, мы в вечном свиданье,
Одним мы усильем живём,
Твоё ледяное дыханье
В тяжёлом дыханье моем.
Меж нами подвалы и стены,
И годы, и слёзы, и дым,
Но вечно, не зная измены,
В глаза мы друг другу глядим.
Россия, как страшно, как нежно,
В каком неземном забытьи
Глядят в этот мрак безнадежный
Небесные очи твои.
Стихи о Соловках
Они живут — нет, умирают — там,
Где льды, и льды, и мгла плывет над льдами,
И смерть из мглы слетает к их сердцам
И кружит, кружит, кружит над сердцами.
Они молчат. Снег заметает след —
Но в мире нет ни боли, ни печали,
Отчаянья такого в мире нет,
Которого 6 они не знали.
Дрожа во мгле и стуже, день и ночь
Их сторожит безумие тупое,
И нет конца, и некому помочь,
И равнодушно небо ледяное.
Но для того избрал тебя Господь
И научил тебя смотреть и слушать,
Чтоб ты жалел терзаемую плоть,
Любил изнемогающие души.
Он для того тебя оставил жить
И наградил свободою и лирой,
Чтоб мог ты за молчащих говорить
О жалости — безжалостному миру.
* * *
Медленно бредёт людское стадо,
Лёгкий жребий тяжело влача, —
Рая нет, но и не будет ада,
Грубый окрик, легкий взмах бича,
Это есть и это вечно было, —
Труд и сон, а по весне любовь,
Эй, Пастух, всей этой тёмной силе
Хлев и корм и бойню приготовь!
Эй, Пастух, ты знаю не ответишь,
Слушай же!.. — Но уж летят с высот
Равнодушные удары плети,
Злобно косится покорный скот —
«Вот ещё один, порядок стадный
Смеет, безрассудный, нарушать.
Всех таких, чтоб не было повадно,
Надо бы копытом растоптать!»
* * *
Вызывая ужас и смех,
Он грядёт сквозь кадильный дым,
Средь живых и средь мёртвых всех
Двенадцать идут за Ним.
Но каждый глядит тайком
В окно, в Его вышину… —
Но разве бросишь свой дом,
Свой гроб и свою жену?
Не бросишь! — Распни Его,
Осанна Ему в веках!
— Отчаянье и торжество
В мёртвых Его глазах.
Прикинув и так и сяк,
Душа успокоившись спит,
А в кружке медный пятак
Об её спасенье звенит.
* * *
Не пора ль развеять скуку —
Медленно сжимая руку,
Погрозить своей судьбе,
Чтоб тоску рассеять злую,
Горло перервать буржую
(Или самому себе?..)
Не пора ль, в конце бесславном,
Стать рабам разумным равным,
Жить и думать, как они,
Напитав свою утробу,
Завистью, деньгой и злобой
Озарить пустые дни.
Вдохновенье и мечтанье
Сытым счастьем обезьяньим
Не пора ли заменить?
Не пора ль прибавить жиру
И, разбив о камень лиру,
Камнем в небо запустить.
Чтобы быть как все, как эти
Тёмные и злые дети —
Всё предать и всё принять
И о жизни прошлой, смутной,
О высокой, о беспутной
Никогда не вспоминать.
* * *
Не стоило так долго жить,
Так много знать, так много видеть,
Чтоб виденное разлюбить,
Любимое возненавидеть.