Даже листа, занесённого сюда в грозу.
Столетняя гостиничка
не полностью потеряла свою, когда-то
Круговую веранду. Местами цел и витраж.
Над упавшими опорами знаменитой дороги канатной,
Свидетельница эпохи ушедшей и благодатной,
Почти развалина. Государственный страж
Этих склонов продаёт кока-колу,
И за посмотренный сверху муниципальный пейзаж
Аккуратно собирает по полдоллара
С каждого человека.
Красноватые стёкла окрашивают серую реку -
Бледную неподвижность излучины речной,
Будто розы заполняют зеркало краснотой.
Беспорядочная вблизи верхушка любой волны
Выглажена, потеряна: с неба ведь не видны
Подробности! Перспективы упрощены.
Всё, что внизу - вроде карты. Расчерчены поля
Правильными прямоугольниками, и не валя-
ются как попало подсолнухи
(что вблизи видно было бы без сомненья!).
Машины яркими бусинками нанизаны на нитки дорог,
И люди тоже движутся вдоль, а не поперёк.
Внизу всё - организованность.
Недавно и мы под сенью
Горячих крыш проживали и даже не подозревали,
Каким хладнокровным и механическим
может оказаться движенье.
И вот - высокая тишина.
А за ней и возня кузнечиков не слышна.
КАМНИ ЧАЙЛДС-ПАРКА
В бессолнечном уголке под соснами
Эти камни, зелёные до черноты,
Положил какой-то из отцов-осно-
вателей, чтобы проступили смутные черты
В сумраке, где тени ветвей черны и густы:
Камни - костяшки пальцев опалённые
Ископаемых динозавров
Из иных времён. ( Или они
Даже с иной планеты?) И рыжие
Костры фуксий и азалий их лижут.
Камни священные охраняют
Этот мрачный покой. И форм не меняют,
Пока солнце узорными тенями
Ирисов и роз играет:
То укорачивает их, то удлиняет,
Или в светлом саду разжигает закатное пламя.
В этом пламени тускнеет даже яркость азалий,
Но оно угасает - жизнь цветка и та длинней,
И если ты в силах следить,
Как в полдень или в полночь
под солнцем и под дождями
освещенье меняется,
Ты сможешь понять неподвижное сердце камней.
Целое лето должно пролететь над камнями,
Чтоб рассеялись сны их о снеге,
Над камнями,
сердцевина которых станет теплей
Только тогда, когда мороз уже наступает.
Никаким ломом никто их не откопает,
Их вечнозелёные бороды не шелохнутся веками,
Даже раз в столетие они к воде не спускаются -
Ведь никакая жажда потревожить не может
В каменном спокойствии лежащий камень.
ПОМНЮ, БЕЛЫЙ
Белый - вот всё, что помню о нём - а звали Сэм,
Белый - в бешеной скачке меня понёс,
Так я с тех пор никуда и не доскакала. Но между тем
Перед этой скачкой
любое движенье банально,
Вот в чём вопрос...
Белый. Не лучших кровей. Да и не совсем бел он,
Простой, из сельской конюшни,
и родился, и вырос там.
Конь как конь, обыкновенный -
Одно у него достоинство было:
Спокойный.
Давали его только робким да новичкам.
Слегка пятнист, но пятен сероватый оттенок
Не запятнал доброго нрава его,
Так и вижу - белый.
На него, как на крышу! Как на отвесную стену :
Страшновато, наверное оттого,
Что первый конь в моей жизни -
С места рысью! И всё во мне
Напряжённо начало раскачиваться, и вот
Стали зыбкими даже кусты на меже,
будто бы без корней
Зелень изгородей между пастбищами.
И оттого
Головокруженье, тряска - видимо мне назло
(Или, чтоб испытать меня?) - зелёный поток,
Травяную широкую реку мимо меня несло!
А в ней по теченью - дома, камышовые крыши их,
Белёные стены - все мимо! Как по наковальне бьют
Четыре молота, четыре копыта... Стремян своих
Я давно уже не чувствую -
потеряла, или где-то тут?
Ни натянутая узда, ни крики "Сэм!",
Ни взвизги прохожих с поперечных дорог...
Мир уступил его скачке. Исчез совсем.
Вцепляюсь в гриву, - он сделал всё, что мог:
Простую, единственную мысль, оставив мне:
"Скачка, скачка -
над всем случайным,
над всей землёй,