Я смотрю из окна на сад —
Всё в саду на праздничный лад
По-весеннему веселится.
Вот, слетев на обрубок ствола,
Вдруг запела Синяя Птица,
Круглоглазая, как сова, —
Птица счастья из сказочной зоны:
«Жизнь прошла. Безвозвратно прошла.
Жизнь прошла, а молодость длится».
И в ответ ей мой кот ученый,
Мудрый кот лукоморный мой,
Замурлыкал: – Постой, постой.
Дай подумать… Эти слова
Ты когда-то давно написала,
Но теперь лишь мне ясно стало
До чего ты была права.
АНТИТЕЗА
Довольно вздор нести
Про ту страну, куда Макар,
Кипя, как самовар,
Телят, а не котят,
Гонял иль не гонял.
Из щепетильности я жизень потерял.
Но это до меня уже Рембо сказал.
Рембо сказал,
Я повторила —
Чужое часто очень мило
И даже — до чего! — милее своего.
Так вот: под Рождество
Слова — не знаю для чего —
Бегут, как на вокзал
К отходу поезда.
Им Вифлеемская звезда
Сквозь суть и муть
Столетий и столетий
Указывает верный путь,
Ведущий прямо в никуда.
Звонок последний, третий…
Как много надо слов
На этом свете,
Предлогов, междометий,
Недоговорок, строк и строф
Пред тем,
Как, повздыхав дней семь,
Спросить свою судьбу —
Задать ей напрямик вопрос-табу:
— А жил я, собственно, зачем? –
Не удостоясь от судьбы ответа,
Отнюдь с ней не вступать в борьбу,
Но всё же, несмотря на это, —
Пустить себя в трубу:
С улыбкою на лбу
Уютно лечь в гробу,
Став, наконец, и глух и нем,
Исчезнуть насовсем —
До перевоплощения,
До следующего рождения
В Египте? Индии? Иль Полинезии?
Здесь у Поэзии,
Рассчитывая на ее ко мне благоволение
Осмеливаюсь я просить прощения
За мной в нее вводимое нововведение
За мой
Постскриптум:
Вижу, разум
Зашел за ум,
Без подготовки, разом,
С размаху, наобум
Рассыпался по фразам
По городским садам,
Аэропланным базам
И ординаторам,
Повсюду — тут и там, —
Пока под утро августа второго
Не докатился вдруг до Пскова…
Сомненье — мудрости основа.
Поэтому-то я признать готова
Моих неточностей прилив-отлив
Моих ошибок океанский риф
И всякие там шуры-муры,
Хотя в них не участвуют амуры.
Особо подчеркнула я б
Строку, где о нововведеньи речь,
Сиречь
Тот шестистопный ямб,
Который —
Подумать страшно — без цезуры!
Засим я — ненавидя споры —
Согласна: правильно «жизнь», а не «жизень»,
Не «насовсем», а «навсегда», —
Но, извините, я капризен,
Вернее, я капризна. Даже очень.
Язык мой ангельски неточен,
Акробатичен и порочен,
Я сознаюсь в том без труда.
Мне нравятся созвучья лиро-лирные,
Барокко-рококо-ампирные,
Не значащие ничего.
Мне нравятся неправильности речи —
Я ими щегольнуть не прочь –
Они горят, как елочные свечи,
Как обещания волшебной встречи
В рождественскую ночь.
Ах, Рождество… На этом «Ах…»
И многоточии
Кончается мое стихотворение —
В порыве яростного вдохновения
Парапсихического откровения
Написанное ретро-авангардно,
Гиппопотамно-леопардно,
К тому ж гиперреалистично —
И не за совесть, а за страх.
Не знаю, как кому,
Что до меня – оно мне, лично,
И по душе, и по уму
И льстит тщеславью моему –
Какой полет! Какой размах!
Но, знаю, авторы не вправе
Себя превозносить и славить –
Недопустимо! Неприлично!
И можно многое еще в вину поставить
Стихотворенью моему:
Длинноты. Надо бы короче и
Без синтаксических истерик,
Без «открывания Америк»,
И гиперреализм здесь ни к чему.
Да, я пишу не то — не так,
Как, впрочем, и другие прочие
Мне современные поэты.
Они подспудно мной воспеты:
То, что неясно и темно,
Их славою освещено,
Сияньем их озарено.
Постскриптум лишь для разъяснения
Читателей недоуменья —
А может быть, и возмущения —
Его принять прошу я как
Любви и уваженья знак
Ко всем, кто дышит в мире этом,
И ко всему, что в нем растет.
А главное — ко всем поэтам.
«Я благодарна небу и судьбе…»
Я благодарна небу и судьбе
За то, что я так много лет живу на свете,
С надеждой ожидая завтра
И не жалея о вчера.
За то, что нежный, снежный вечер жизни
Принес с собой мне Лампу Аладдина,
Ту лампу, что своим волшебным светом
Рассеивает мрак, тоску и скуку
И превращает будни в праздник,
Очарование и торжество.
«Ненароком…»
Ренэ Герра
Ненароком,
Скоком-боком
По прямой
И по кривой
Время катится назад
В Петербург и в Летний сад.
Стало прошлое так близко,
Тут оно – подать рукой –
И проходят предо мной
Друг за другом, чередой,
«Я» помянутые ниже:
«Я – подросток», «Я – студистка»
С бантом, в шубке меховой,
«Я – невеста», «Я – жена»
(Это, впрочем, уж в Париже)
И печальна, и грустна,
До прозрачности бледна,
Молча в чёрное одета,
Вот проходит «Я – вдова
Знаменитого поэта»…
Только было ли всё это?
Или это лишь слова?
Лишь игра теней и света?
Хоть бесспорно жизнь прошла,
Песня до конца допета,
Я всё та же, что была,
И во сне, и наяву
С восхищением живу.