Выбрать главу
Полны там комнаты! Всегда удачно Поставлены буфет, кровать, кушетка; Всегда сверкает чайный стол; всегда Нарядны занавески и картины, И кажется, что дружная семья, Прозрачные и радостные люди Там обитают, что веселый смех Лишь за трамвайным грохотом не слышен… На самом деле далеко не так: Буфет облуплен, и кровать промята; Несвежи занавески; на картине Какой-нибудь затрушенный пейзаж Иль гурия грудастая, а люди Подсчитывают с радостною злобой, Кто и в каком объеме жизнь заел Другому… Чаще — так. И всё же, всё же Иллюзия непобедима. Я Видал модели под стеклом, — фрегат Или собор; в хрустальных пресс-папье Париж или Неаполь; панорамы В брелоках или ручках — Ниагара, Везувий, Эйфелева башня. Помню, На святках «со звездой ходили»; в звездах Посередине грот бывал — «вертепик», Со всем, что надо: ясли и ребенок, И прочее, — приятно освещенный Огарочком… Всё это я любил За блеск, за четкость, за уют, за воздух. Не правда ли? Здесь ключ. Подумать только: Стена. Стена! Тупая плоскость, камень, Дурная непрерывность. И ее – Вдруг пронизает, в третье измеренье Прорвавшись, блеск и воздух! Есть – пространство, Есть — ритм!.. А дом? Подумать только: дом! Огромная и гулкая коробка, Где страшно отдается голос; где – Мрак, нежить, мусор, паутина, крысы. Громадный череп с выветренным мозгом! И вдруг — в нем соты, светлые ячейки, Некрупные, где внятен каждый голос, Где форточка уже дает прохладу, Где кафель печки дышит теплотой, Где самовар шумит, поет пьянино, Смеются дети… Вдумайтесь: буфет! Его чертил безлобый неудачник, Понасадив каких-то глупых шишек, Карнизиков ненужных, заострив Углы, чтобы коленкой натыкаться; В нем сохла колбаса и прел пирог, И тараканы подъедали крошки, В нем плесень пробиралась в закутки, В нем волгла соль. И тут, мелькнув на миг, Являет он лишь суть свою: прекрасный Разлив доски дубовой, ясный лак И — вещность. Колбасой и пирогом Не пахнет он, и — неприметны шишки… Картина! Ну, глядеть — иди в музей. Лишь Эрмитаж достоин Клод Лоррена Или Брюллова. В быт идут оглодки, – Мазня, где нет рисунка, цвета, формы, Где вместо содержанья — сентимент, Сей маргарин души. А пролетая, Ты видишь золотой клинок багета, Лазури клок, иль крон зеленых сгусток, Иль плавный выгиб женского бедра. Опять — лишь суть: обрывок спектров жгучих, Плоть радуги!.. А люди! Незаметны Ни скулы грубые, ни узкий лоб, Ни плоские — облатками — глаза; Не слышно глупых шуток, злобных вскриков, Видны тела лишь в их прекрасной сути; Лицо, чело, движенья умных рук. Мне не узнать, что это — регистратор, Та — машинистка, тот — пьянчуга, тот – Не по летам ретивый старикашка. Я вижу — вот отец, придя с работы, Рад отдохнуть; вот мать дает ребенку Грудь, налитую нежным молоком; Вот школьник сел за книжку; вот поэт Глядит в простор, уже перо макая. Всё — только суть; всё — так, как нужно. Миг Достаточен, чтобы схватить всё это В единстве, в установке, в существе, В идее, воплощенной зримо. Правда, Всё это есть у классиков: трехмерность, Объемность, расчлененность, свет, и воздух, И краска, и — та доминанта жизни, Что в основном стремится вверх и вверх?

1937

ВОЗВРАЩЕНИЕ

Н.М.

1
Пароход подходит к пристани, Пеня белые бугры, И висит звезда над зубьями Митридатова холма. От ладоней пахнет сыростью, Губы солоны на вкус; Я вернулся, — и неведомо, Для чего вернулся я. По лобастому булыжнику Рыбный рынок прохожу, Где уже считают выручку, У фонариков клонясь. И сквозь темные проулочки В портовую пустоту Вдруг пахнет с бульвара музыкой И акацией пахнет. Мне домой идти не хочется, Да и незачем домой; Вот кофейня, сяду к столику, Папиросу раскурю. Из окошек слышно щелканье Лаконических шаров… Это будни, лето, молодость, Одиночество мое.