Because I feel that in the Heavens above
The angels whispering to one another
Can find among their burning terms of love
Non so devotional as that of mother.
E. Poe.
Мне не жаль не друга, не жены,
Мне не жаль не самого героя.
Н. Некрасов
От начала Вселенной доныне
В этом мире страстей и сует
Не слыхали о большей святыне,
Чем родимой младенцу привет.
Заведет ли клейменая нежить
В топкий омут, откуда не встать, –
Зачурать, и поднять, и утешить,
И ободрить – способна лишь мать.
И вот эту последнюю сладость,
И предельную душу мою –
Я тебя, беспредельная радость,
Мировая душа, отдаю.
И все душа забыла,
Чтобы стать живой с живым.
Вяч. Иванов.
Неразлучная, чистая,
Святая!
Посмотри как проносятся, тая,
Облака серебристые,
И воздушно-лучистые,
По закатному небу, окрашенному.
Там к дворцу семибашенному
На конях огневых и крылатых
Летят наклоненные воины.
На забралах и вычурных латах
Зияют пробоины.
Пронесется, разгонятся
Окрыленная конница —
И, бесследная, канет, —
Обманет!
О святая! летим как они, куда —
Друг у друга не спрашивая,
Дни закатным похмельем окрашивая, —
И потом — пропадем без следа.
Канем, тая,
С неба вихрем порывистым согнанные
За пределы, за огненные.
Ночью выйдет, забрезжит, заблещет двойная
Звезда.
«Мы замерли в торжественном обете…»
Мы замерли в торжественном обете,
Мы поняли, что мы – Господни дети.
Да, в этом мире мы отдельно — я и ты,
Но будем там в Одно таинственное слиты.
Ты храм Ему в моей душе воздвигла;
Возможность невозможного постигла.
Возможность полноты, единства бытия
И мне позволила постичь любовь твоя.
Как далеки опалые минуты.
Как нам легки земли суровой путы.
И все одним лучом – нездешним — залито.
И лишь одна мольба: «О Господи, за что!
За что Ты полюбил нас на рассвете,
Что сотворили мы, слепые дети?»
I. «В портретных уловив чертах…»
В портретных уловив чертах
Тебя живую, Мона,
Заснул я в нежащих толчках
Уютного вагона.
И я проснулся в тот же час,
В который встало солнце;
Направо — лунный серп угас,
Налево — так манило глаз,
Все в отблесках, оконце.
Я подошел к нему. Смотрел,
Как там, за полем чистым,
Огромный шар вставал, горел;
Быль алым и лучистым.
И даль волнистая слилась
С иным, далеким полем;
Ты, вся рассветная, зажглась,
С земли росистой поднялась,
Вся созерцанью отдалась,
Восторгу, тайным болям.
Давно встречала ты восход —
И с ним была одна ты;
Теперь со мною ты, — и вот
Тот самый, первый твой восход
С тобою встретил кто-то.
… Как с фонтана искрящихся струек
Ниспадает небрежная вязь, –
Так узоры цветочков-чешуек
Мне кидает береза, склонясь.
Протянул к ней уверенно кисть я –
И в руке эти змейки дрожат;
А стыдливые, клейкие листья
Уж меня ароматом дарят…
Пусть подскажет древесная завязь
Той, кому я в письмо заверну,
Что в дорогу-разлуку направясь
Я Одну не оставил одну.
Сквозь пыльную, еще стыдливую весну,
Чудное облако вырезывалось ярко,
Играя красками, вонзаясь в синеву,
Разнообразя фон для вышитого парка.
Китайский замок, пруд и лебеди, и арка,
И грот – передо мной предстали наяву;
Хоть были люди здесь – все ж девственного парка
Я первый попирал упругую траву.
Как талисман, в руке я нес твое письмо;
Ты в нем жила, дышала и дрожала, –
И все, что виделось, оно преображало!
О, я достоин был волшебного подарка!
На мозг мой наложил священное клеймо
Твой сон, пережитой в тени иного парка.
Лепестки розоватой камелии
Облетают, как ангелы чистые
На картине Художника Вечного.
Как цветы разметавшейся яблони,
В дни, когда в беспорочном весели,
Мы скрывались под своды ветвистые
В жажде пламени месяца млечного.