Вы правы, страшный воздух тает.
На подрисованных глазах
Горошинами замерзают
Потоки слез… Уже в садах
И в скверах, как в огромных клетках,
Среди муниципальных роз,
Щебечут воробьи на ветках,
Кричит в предместье паровоз.
Что делать нам с любовным пеньем —
Мы странный, мы смешной народ:
Пусть с электрическим гуденьем
Вас лифт на небо унесет,
Чтоб снова мы могли в туманах
Томиться на чужой земле,
Захлебываться в океанах —
В огромной голубой петле.
Любовь предела не желает,
В разлуке тлеет, как огонь,
Щетиною не обрастает,
Просвечивает, как ладонь.
46. «Как нам распутать паутину…»
Как нам распутать паутину
Тенетных козней, ловчих дел,
Как нам воспеть клыки, щетину
И лунную богиню стрел?
Здесь делать нечего амуру,
Слова теряют точный вес.
Беги, мой зверь, спасая шкуру —
Все ближе, ближе райский лес!
Но, на поляне издыхая
С зарядом меткого свинца,
В кругу заливистого лая,
Под ликование ловца
Благословляет он разлуку
С затравленным житьем своим,
Охотницы прекрасной руку
И зрения предсмертный дым.
Приволокут к стряпухам тушу,
Но и на кухонном полу
Дианы ледяную душу
Он славит, брошенный в углу.
47. БАЛЕРИНЕ
В бутафорские грозы,
На балетных носках,
Улыбаясь сквозь слезы
В розовых облаках…
Леди в ложах шептались,
Плакали чудаки,
От волненья сморкались
Милые толстяки.
Но никто в черной зале
И подумать не мог,
Как жестоко в начале
Жмет стальной башмачок,
Как ты плачешь от боли
Но тихонько — в углу,
В этой горестной школе,
На горбатом полу,
В этом маленьком мире,
В полотняной стране,
В театральном зефире,
При балетной луне.
48. «О чем ты плакала, душа моя…»
О чем ты плакала, душа моя,
Вздыхая за решеткой бытия,
Куда рвалась, как пленница, в слезах,
Искала выход голубой впотьмах,
В какие небеса взлетала ты
Из этой неприглядной темноты
И музыке какой внимала там,
Где ангелы и звезды по ночам,
Зачем ты возвратилась к нам опять,
Чтоб на земле томиться и вздыхать?
И отвечает горестно она:
— Еще я к райской жизни не годна,
Еще я не сгорела на огне,
Еще не выплакалась в тишине,
Еще не научилась я любить,
Еще мне надо у людей пожить.
49. «О Дания, дальний предел…»
Т.А.Д.Т.
О Дания, дальний предел
Всех наших мечтаний о том,
Чего не бывает у нас
Средь скучных и маленьких дел
На бедной земле без прикрас.
Но милые руки, как лед,
Все горестнее тишина,
Все тише и тише плывет
Над башнями замка луна.
О Дания, меркнет твой свет.
Твой принц умирает… В конце
Печальнейших странствий — ответ
На этом прекрасном лице.
И в лунном беспамятстве он,
Средь черных и страшных теней,
В бреду вспоминает сквозь сон
О шпаге, о славе своей,
О маленькой женской руке,
О шорохе датских древес,
О темной и сладкой строке,
Слетевшей, как ангел, с небес…
50. ЭЛЕГИЯ
Ты к призрачным горным
Взываешь мирам,
К прекрасным, но черным
Глухим небесам.
Кто голос твой слышит?
Четыре стены,
Три пальмы, и выше —
Сиянье луны.
Небесные арфы
В ответ не поют,
Румяные Марфы
Хлопочут, пекут.
Мария — в тенетах,
И скучен наш пир,
В ничтожных заботах
Погряз этот мир,
Поют эти пени,
Как ветер в трубе.
Три пальмы, как тени,
Приснились тебе.
51. «Еще мы смеемся сквозь слезы…»
А.И. Мамиконьян
Еще мы смеемся сквозь слезы,
Еще умиляемся мы
Над туфелькою балерины
В сугробах балетной зимы.
Еще балерина кружится
И с розой бумажной в руке
Летит в полотняные страны,
В мороз ледяной налегке…
Но никнут плакучие ивы
Над славой, непрочной, как дым,
Над сломанной детской игрушкой —
Над сердцем твоим заводным.
Сломалась пружинка стальная,
Умолк заводной соловей,
И некому больше стихами
Механику сердца воспеть.
52. «Так солнце стояло над Римом…»
Так солнце стояло над Римом —
Холодный и розовый шар,
Так варварским стужам и зимам
Навстречу дыхания пар
Из мраморных уст отделялся.
Так римский корабль погибал.
Так с гибнущим миром прощался
Поэт, равнодушно зевал.
Мы женщину с розой туманно
Сравнили. Во время чумы
На жаркой пирушке стеклянно
Звенели бокалы зимы.
В березовых рощах — сиянье
И ангельская тишина,
Но билась над гробом в рыданьях
Наталья, земная жена.