Изнеможенные, с досадой
Мы думали, что он велик,
Спокойный за тройной оградой
Коней и воинов и пик.
А в воздухе — и пыль и пламя,
У ног тяжелые пески,
И над усталыми рядами
Колеблемые бунчуки,
Бой бубнов, скрип колес и ржанье.
Орда выстраивалась, шла.
И вот, за отдаленной гранью
Мы увидали: купола,
Поля, покрытый пшеницей,
Каналы, пальмы и дворцы…
Рыдали схваченный жницы,
Бежали по полю жнецы.
Мы стали сыты и богаты, —
Быкам добыча не легка;
Рвал ветер пестрые халаты,
Парчу и бархат и шелка.
А шейхи, ударяя в бубны,
Храня от зноя и дождя,
Под крик и плачь и грохот трубный
Несли убитого вождя:
Он шел, еще непогребенный,
Куда уходят без следа
Мужчины, матери и жены,
Шатры, повозки и стада.
«Левант, Левант! Под небом золотым…»
Левант, Левант! Под небом золотым
Плющи по скалам, запах олеандра,
И башня Геро и Леандра
Над Геллеспонтом, берегом крутым.
Испил и я от сладких вод Востока;
Что ж в сердце вдаль, на север, унесу:
Жужжанье пчел и камни у потока,
Чужой ли голос, русую ль косу?..
На освещенном солнечном экране
Воспоминанье… Два больших крыла,
Два долгих года, дым горящих зданий,
И та любовь, которая была.
II. Мой дом
«Мемфис, Ермополь, Фивы, Абидос!..»
Мемфис, Ермополь, Фивы, Абидос!
Умолк певец в дому осиротелом.
В лазури, в золоте, в гирляндах роз
Не выйдет барка за Великим Телом.
Померк Амон в моей родной стране.
В стране развалин реет мрак вечерний.
Но книгу Гермия — я сохранил. На мне
Огонь веков и месть безумной черни.
Толпа, толпа! Мы ведали восход,
Амона-Агнца ведали и ждали,
Когда в Египет сына понесет
Мария-Мирзам в грубом покрывале.
О, солнце-свет! О Горус-Назорей!
Мир почернел, от света отлученный…
Чей смертный вопль, в тоске неизреченной,
Смутил в гробах почиющих царей.
«Квадрат земли в планетной паутине…»
«Офиоморфос — Змию подобный, лик Ангела Денницы.
Среди междупланетного пространства, в мути Меркурия (цвет лиловый) и Воды
лежит крест земли, квадрат, кватернер, неподвижный, тяжелый, косный. Духи 4 стихий — элементали — Лев, Орел, Телец, Человек живут по сторонам креста, но не в силах его ни оплодотворить, ни двинуть, доколе Ариэль-ангел, владыка нашей сферы, не даст в дар земле свое семя».
Квадрат земли в планетной паутине,
В лиловой мути, музыкою струн
Не могут двинуть дети тварной тины,
Элементали, труженики лун.
И на концах Кватернера немого
Их четверо, непосвященных в рок,
Не смеют взять из спящих горнов Слова
В огне стихий калящийся клинок.
Природа ждет. Офиоморфос в гневе
Устал смотреть на торжище тоски,
Где Мать-Земля колышет в мутном чреве
Уродливых зародышей клубки.
Природа ждет. И, выся фаллос рдяный,
Весенний маг приносить некий дар —
И двинул ось телеги первозданной
В скрипучий путь ведя упругий шар.
Качнулся крест. И, дару воли рады,
Четыре зверя, ныне зная цель,
Завертят круг космической триады,
Тобою вдохновляясь, Ариэль.
«Дано нам зренье, видящее вне…»
Дано нам зренье, видящее вне.
Слух дан на радость. Тело — спелый колос.
А наше Я лежит на глубине
Мы говорим, и слышим только голос.
Какая тайна тщетная: любить,
Другого видеть в зеркале нетленном,
Смотреть в него, а самому — не быть,
В своем глазу не быть запечатленным.
О, дай мне видеть подлинный мой лик,
Тот некий дух, что, вспыхивая скоро,
Преображает каменный двойник
Движеньем мысли, светом разговора.
И вот мой голос… мой ли это Глас?
И вне меня я вижу ваши лица,
Но нет моих знаменований — глаз…
И только звук, один, в пространство мчится.
Никтомерон(Молитва часу вечернему)
О, Роза Сущего! В алмазных росах
Твоя Корона! Ангелы и львы,
Вращайте многоокие колеса
Стоярусных ковчегов Еговы!
В кратер луны роняя жемчуг серый,
Вечерний час, гаси светильник дня.
Шестокрылатые! Из сферы в сферу
Перелетайте, крыльями звеня.
В огне стихий трепещущие ризы
Четверобуквенный Бог-Цебаот,
Ты распростер, развертывая книзу
Сверкающие звенья сефирот.
О, Роза Сущего! Господь Синая!
Премудрость числ, Двунадесять Имен!
Встречая мрак, уста мои пылают,
Вечерний час, тебе Никтомерон!
«Рыб несказанного улова…»
Рыб несказанного улова
Я не могу Тебе нести,
И принимаю с полуслова
Мирские разные пути.
Но в час, когда денная злоба
Довлеет властвовать со мной,
В Твоем саду стоять два гроба,
Одной укрыты пеленой:
Почиет здесь Двойник предвечный,
И, духа веянье храня,
Вверху колеблется двусвечник
Высоким пламенем огня.
А там, у трудного предала,
За крепкой каменной стеной,
Во сне покоятся два тела,
Одной укрыты пеленой: