Руку подающую отверг,
И боялся и не мог страдать, —
Страшно перейти из века в век,
Страшно на суде Твоем предстать.
В страхе поднимаю я глаза —
Темен мне и нестерпим Твой вид —
Раненая дикая коза
Так в лицо охотнику глядит.
Франциск Ассизский
Полевые птицы прилетали,
На лугах, среди цветущих нив,
Пели, хлеб сухой из рук клевали,
Тенью крыльев странника укрыв.
Шел он, странный, весь пронзенный слухом,
Весь пронизанный теплом лучей,
Самый светлый, самый нищий духом,
Самый вдохновенный из людей.
Молимся: «Святой Франциск, помилуй.
Слышишь ли? Придешь ли?» И в ответ
Дуновенье ветра, счастье, сила,
Радость, солнце, музыка и свет.
Спрашивает: «Ты ли это, милый,
Ангел, что тогда ко мне слетел,
Птица ль, что рука моя кормила,
Волк ли тот, что съесть меня хотел?»
Божий мастер написал святого
Ранним утром средь холмов и вод;
Сколько нужно цвета золотого,
Чтоб представить солнечный восход,
Сколько было нужно краски синей,
Чтобы глубь небес изобразить;
Кущи олеандров и глициний
Он был должен четко оттенить,
Сделать луг — зеленым, маки — красным,
Скалы тронуть розовым, и сметь
В этом мире, грешном и пристрастном,
Кротость и любовь запечатлеть.
«Почему я не убит, как братья…»
Почему я не убит, как братья —
Я бы слышал грохот пред концом,
Я лежал бы в запыленном платье
С бледным и восторженным лицом.
Кровь ручьем бы на траву стекала
И, краснея на сухой траве,
Преломляла бы и отражала
Солнце в бесконечной синеве.
Я молчал бы, и в молчанье этом
Был бы смысл, значительней, важней
Неба, блещущего ясным светом,
Гор и океанов и морей.
Бог сказал бы: «Вот лежит, убитый,
В грудь принявший легкий лет свинца,
Сын мой младший, на земле забытый,
Преданный и верный до конца».
И лежал бы я среди бурьяна,
Звезды б разгорались в тишине,
Падала б роса, и средь тумана
Страшно было б и спокойно мне.
«Латинский строй и плющ и виноград…»
Довиду Кнуту
Латинский строй и плющ и виноград,
В уступах стен заржавленные звенья,
Развалины старинных колоннад,
Прямые островерхие строенья
Открыли мне не романтизм, о нет:
Тут с памятью воображенье слито —
Горит свеча — и на ладони свет,
И на ладони будущее скрыто.
Мне нет понять его, не прочитать!
Звонят к вечерне. Грустно без причины.
Лампада веры теплится опять
В притворе пресвятой Екатерины.
А колокол, весь в зелени, поет —
О чем — не знает, и звонарь не знает;
Никто в пустую церковь не войдет,
И над оградой голуби летают.
«В городской парижской больнице…»
В городской парижской больнице
Ты в январский день умерла.
Опустила сиделка ресницы,
Постояла — и прочь пошла
Из палаты, чтоб доктор дежурный
Смерть отметил. А день за окном
Был сухой, холодный и бурный.
С заострившимся белым лицом
На кровати под одеялом
Ты лежала. И чудо вошло
В наше сердце. В лесу за вокзалом
Много снега за ночь намело.
Гроб сосновый с трудом сносили
По обмерзшим ступеням. И вот
Все как прежде. Похоронили.
День за днем, год за годом идет.
«Нет больше ни сил, ни желанья…»
Нет больше ни сил, ни желанья,
Все прошлое стало чужим,
Темнеют вечерние зданья,
Над крышами стелется дым.
В душе так торжественно пусто,
Светло и просторно кругом;
Сегодня слова Златоуста
Мы в книге старинной прочтем.
Сегодня хочу усладиться
Печалью размеренных строк.
Осеннее солнце садится,
Летят журавли на восток.
Изольда
Изольда, доносится зов приглушенный
Сквозь море, сквозь вечность и холод и тьму.
Нечаянно выпить пажом поднесенный
Любовный напиток — проклятье ему!
Средь горных провалов и водной пустыни,
Под грохот прибоя, под шелест дубов,
Бретонские барды прославят отныне
Несчастье твое до скончанья веков.
Изольда, ты слышишь: навеки, навеки
Печальная повесть о жизни земной:
Два имени будут, как горные реки,
Сливаться в один океан ледяной.
Лицо, что светило средь бури и мрака,
Кольцо, что тонуло в кипящей воде,
И грех и позор оскверненного брака
Сам Бог покрывает на Божьем суде.
Молись, но молитва не справится с горем,
Вино пролилось — колдовская струя —
И тяжестью черной темнеет над морем
Наш гроб, наш чертог — роковая ладья.
Тристан
Другом был океан, стал навеки преградою он,
Бездной сделался он, стеной крепостной между нами.
Слышишь: колокол в церкви — похоронный звон,
Видишь — свечей восковых высокое пламя.
Это приснилось нам: шелковый брачный навес,
Дом короля, дерзость встреч беззаконных,
Волосы золотые, сиянье лица и лес,
Блужданье вдвоем в лесу в тех чащах зеленых.