II. «Ты, милая, со мной вдвоем бежала…»
Ты, милая, со мной вдвоем бежала
В глухую ночь без света и тепла,
Когда всё время пушка грохотала,
Когда резня на улицах была.
Стихия распаленная кипела,
В крови взвивались флаги над мостом,
Но в темноте любовь моя горела
В огромном мире, страшном и пустом.
Любовь моя! Меж рельс, под поездами
Глубокий снег был так прекрасно-бел.
Шли на Восток, на Юг. Повсюду с нами
Суровый ветер верности летел.
III. «Тевтонское полотнище алело…»
Тевтонское полотнище алело
Над Францией, придавленной пятой,
И радио безумное хрипело,
Фанфары выли в комнате пустой.
А ты с узлом в дверях тюрьмы стояла,
Ты мерзла в очереди под дождем,
Но Родина перед тобой сияла
Звездой рождественской в снегу чужом.
Как в детстве, наклонялись мы с тобою
Над картой — мы б не разлучались с ней!
Спи, милая, с моею сединою,
Спи, милая, с любовию моей!
Ты можешь видеть чудные виденья,
Как потонувший Китеж под водой:
Пространства нет и нет разъединенья,
Нет лишних лет на родине земной.
Туман над затемненною Москвою,
В кольце осады сжатый Ленинград,
Мой древний Крым — они перед тобою,
Они с тобой, как много лет назад.
И Бог воздал мне щедростью своею:
Цусимы знак — в пыли влачится он;
Вот мой отец под Плевной: вместе с нею
Опять народ ее освобожден.
Мой друг, под Львовом в ту войну убитый, —
Он слышит гвардии победный шаг;
Вот наш позор отмщенный и омытый —
Над Веной, над Берлином русский флаг.
IV. «Любовь моя, за каменной стеною…»
Любовь моя, за каменной стеною,
За крепким частоколом — не пройти.
Любить вот так, любовию одною
В последний раз — и не иметь пути?
Склонись опять над картой, с затрудненьем
Ищи слова, знакомые слова;
Ты, девочка моя, скажи с волненьем:
«Владивосток». «Орел». «Казань». «Москва».
Задумайся о славе, о свободе
И, как предвестье будущей зари,
О русской музе, о родном народе
Поэтов русских строфы повтори.
«Не верю, что классическая роза…»
Не верю, что классическая роза
Вдруг расцветет, как чудо, на снегу:
Риторика — слова, стихи и проза,
Повествований слышать не могу.
Рву на клочки негодные писанья, —
Но призраки еще владеют мной,
Еще мерещится в сердцах сиянье —
За плотной, грубой, каменной стеной.
Ода
I. «Сквозь оттопыренные уши…»
Сквозь оттопыренные уши —
Лесть, самолюбие и ложь —
Просвечивают наши души
(От этих слов бросает в дрожь).
С высокомерным отвращеньем,
С холодным сердцем, навсегда,
Как не расстаться с вашим мненьем,
Литературная среда!
II. «Душа моя! Твой образ тленный…»
Душа моя! Твой образ тленный
Здесь, столько лет, в земном плену,
И боль и счастье всей вселенной
В тебя вмещаются одну.
Сейчас, встревожена луною,
На миг опомнившись от сна,
Союзу с тяжестью земною
Ты, радуясь, удивлена
Руки послушному движенью,
Ночной июльской тишине,
Дыханью, запахам, цветенью,
Деревьям, звездам и луне…
III. «Тоска ученого доклада…»
Тоска ученого доклада
Тебя ли в цепи заковать,
Всю ночь в кругу земного ада
Тебя ли пленницей держать?
Тебе ли тосковать и биться,
Как в западне, средь узких стен,
Тебе, которой отблеск снится
Преображений, перемен,
Грядущей верности и чуда
Земли, которая свята?
К тебе, неведомо откуда,
Нисходит в сердце чистота…
IV. «— Зачем нам этот вздор старинный…»
— Зачем нам этот вздор старинный
На старомодном языке? —
Мечты о стае лебединой,
О заводях, о тростнике…
— Не отвлечения пустые —
Лишь плоть, лишь тело — это ты;
Лучи тяжелые, густые,
И свет и ветер с высоты —
Вот жизнь — откуда жизнь другая? —
Дыши и пой, люби, живи,
Пока до сердца достигает
Еще волнение любви.
V. «Метафизические тени…»
Метафизические тени,
Душ высших выспренный разряд —
От их собраний и прозрений
В алмазах небеса горят…
— В алмазных искрах распадался
России образ роковой,
В снегу сияющем метался,
Столетний ветер над Невой.
Величье темное изгнанья
— Который час, который год?
И вот свой хор воспоминанье
Высоким голосом ведет.
Под шум дождя, среди природы —
Чужой, бессмысленной, пустой —
К чему мне этот всплеск свободы
В ночи безумной мировой?
VI. «Еще назвать тебя не смею…»
Еще назвать тебя не смею,
Смерть — лучезарная краса,
Еще осилить не умею
Взлёт рокового колеса.