Только мы, его лелея,
Будем наше слово сеять.
Пусть напрасное оно:
В камень павшее зерно.
«Опять весна, опять начало марта…»
Опять весна, опять начало марта.
Весенний ветер мягок и пахуч.
Бывало там, еще на школьной парте:
Как помню я! Косой горячий луч
В одиннадцать часов утра касался
Почти пустой чернильницы… потом
Рукав моей тужурки нагревался
Живым, как счастье, мартовским теплом.
А во дворе — крик галок, радость, нега,
Звон бубенцов в сияющем кругу.
В горячем солнце — свежий запах снега
И запах солнца — в тающем снегу.
«Заката высокий весенний пожар…»
Заката высокий весенний пожар
На завитках облаков розовеет.
И кровью моей наливаясь, комар,
Слетая с руки, безнаказанно реет
Прозрачным рубином в последних лучах
И тонет в прохладных ветвях.
«Окно одевает туманом…»
Окно одевает туманом
Дыханья живое тепло.
Когда же дыханья не станет,
Очистится сразу стекло.
И сразу — уже не случайно,
Не в смутном пророческом сне,
Откроется страшная тайна
Всего невидимого мне.
«Часто слышу ночью, просыпаясь…»
Часто слышу ночью, просыпаясь,
Удаляющийся стук колес:
Это тот же поезд проезжает,
Что когда-то нас с тобою вез.
Трудно мне в вагонном караване
Не узнать того вагона стук,
Где еще, как на немом экране,
Наши тени ищут прежних рук.
«Мне сначала это только снилось…»
Мне сначала это только снилось:
На дороге, ночью, вижу где-то
Как звезда за рощу покатилась,
Степь ночную озаряя светом.
А потом исполнилось всё точно:
Та же самая звезда упала,
Наяву, за ту же рощу, ночью.
Даже жутко и тревожно стало.
И не даром: это было, было
Тайным знаком. Потому в глухие
Годы жизни сердце не забыло
Ни звезды, ни бегства из России.
«Не знаю, как подняться мне с колен…»
Не знаю, как подняться мне с колен,
Всем ростом встать перед веками,
Россией будет ли благословен
Путь пройденный, когда-то, нами?
Когда одни, чужие всей вселенной,
Мы звали мир на путь борьбы священной…
«Я пробую вообразить…»
Я пробую вообразить,
Что в бесконечные зеркала
Уходит мысленная нить,
В безумных поисках начала.
Мой мысленный доходит взгляд
Не знаю до какой границы,
И возвращается назад,
Как обессиленная птица.
Как ограничен разум мой,
Воображая бесконечность,
Я только обвожу чертой
Свою земную человечность.
«Воскресный день уходит в синий холод…»
Воскресный день уходит в синий холод,
Выходят звезды в тишине ночной.
О, призрак мой, о мой душевный голод,
Мне трудно быть объятым пустотой.
Мне трудно жить, гранича с необъятным,
Гранича этим телом с темнотой,
А духом замирая над чертой,
Где прежний свет сияет невозвратно.
Печально я вокруг себя смотрю:
Чего-то ждут во тьме ночной предметы,
Мой темный мир предчувствует зарю;
Дождусь ли я такого же ответа
Или умру до нового завета?
«Надежды нет и нет определенья…»
Надежды нет и нет определенья,
Нас разделяет темная черта,
А там, за ней, за гранью отчужденья,
Такая грусть, такая доброта.
Что не могу я слабым или нищим
Прощать уродливость и слепоту.
От снега стали мостовые чище,
Но черный след проходит по мосту.
«Пой, вьюга, пой, твой голос одинокий…»
Пой, вьюга, пой, твой голос одинокий
Забытой нежностью во мне звенит,
Твой снежный прах к созвездиям высоким
Сквозь нашу жизнь печальную летит.
Мне хорошо, я знаю голод счастья,
Когда по жилам, словно проводам,
Холодным током пробежит ненастье
И падает к серебряным степям,