«Вода бочонок влагою питает…»
Вода бочонок влагою питает,
Рассохнуться своей тюрьме мешает
Не потому, что течь охоты нет,
А потому, что так устроен свет.
Моя душа живет в такой беде
Подобно этой пойманной воде.
И не она одна — весь мой народ
В таком плену безвыходно живет.
«Днем и ночью лунной и безлунной…»
Днем и ночью лунной и безлунной,
Будто у рабочего стола,
Проплывают под мостом чугунным
Вечные скитальцы зеркала.
Отражают городские зданья,
Окна учреждений и квартир,
Будто учат двум существованьям
Безнадежно одинокий мир.
«Мальчики повесили цыпленка…»
Мальчики повесили цыпленка,
На костре живьем ежа сожгли,
Камнями прогнали мать-сученку
И щеночков мучить понесли.
Для животных слабых, для домашних
Нет страшнее нежных, детских рук.
Твой ребенок миру также страшен,
Как тебе — змея или паук.
Радуга
С небес нахмуренных ручей
Меж зданий сыпется и плещет,
Но брызги солнечных лучей
Задели на витринах вещи.
Сквозь ливень засветлел каштан,
И в озаренье струй несметных,
В их блеске солнечный туман
Стал бледным, нежно-семицветным…
Забудь, о человек, дела,
Взгляни, еще не все пропало,
Когда так радуга светла
Средь сатанического бала!
«Как хорошо, что я с тобой…»
Как хорошо, что я с тобой
И что доволен я судьбой,
И всем доволен, как никто,
Одно лишь плохо, плохо то,
Что слишком жизнь свою люблю
И в то же время тороплю
Куда-то всё вперед, вперед.
За годом год! за годом год!
Мне чудится, что каждый день —
Высокой лестницы ступень,
И я всё выше восхожу
И потому не дорожу
Тем, что сегодня у меня
В прекрасном расписаньи дня.
Мне как-то видеть не дано,
Что лучшее прошло давно,
Что лестница к концу идет —
За годом год, за годом год…
«Сияй, сияй глубокий вечер. Запах…»
Сияй, сияй глубокий вечер. Запах
Сырой земли, сырой листвы и неба
В твоих косматых и пушистых лапах
Подобен запаху ржаного хлеба.
А то, что ты сияешь без светила,
Своими средствами, подобно тоже —
Пустой душе, где, потемнев, остыло
То, что на солнце было в ней похоже.
«Никто не пел, не говорил стихами…»
Никто не пел, не говорил стихами,
Все было в той же прозе, как всегда,
А высоко над старыми домами
Мерцала нежно первая звезда.
Темнело небо. В сумрачных просторах
Ночь заполняла мраком пустоту,
Но снег белел на крышах и заборах,
Деревья были как весной в цвету.
Синели тени веток на сугробах,
Мерцали звезды, отражаясь в них…
Здесь на земле лишь мертвому у гроба
Псаломщики еще читают стих.
Жмурки
Сверчок на небеса попал.
Жалея землю цверенчит:
— Прыжок я плохо рассчитал
И сам созвездием горит.
На землю льется лунный свет,
Со светом вместе дивный звон.
Выходит в сад седой поэт,
Сверчка не может видеть он.
В пустыне лунной никого,
Не слыша шелеста кругом,
Он чувствует, что у него —
Глаза завязаны платком.
Он руки вытянул вперед,
За каждым шорохом следит,
То подойдет, то отойдет,
Прислушается, постоит.
Похожа явь на страшный сон:
Все кажется ему, что тот,
Кого сейчас поймает он,
Повязку с глаз его сорвет.
О, если б знал поэт седой,
Что только маленький сверчок,
Простой сверчок, никто иной,
С его лица сорвет платок.
«Взмахнул рукой — рука сломалась…»
Взмахнул рукой — рука сломалась.
Ступил ногой — нога долой —
И голова моя сорвалась,
Но думаю я головой:
«О, бедные мои пружины,
О, бедные мои винты!»
На невеселые картины —
Хозяин смотрит с высоты.
Он к неизбежному распаду —
Ума не может приложить».
Меня обуревает радость —
Не нужно жизнью дорожить!
Я вижу новыми глазами,
Как в незапамятной дали,
За белоснежными веками —
Святая рать лежит в пыли,
Богатыри в чудесных шлемах,
Я слышу пение стрелы…
И молнии вокруг эдема,
И молнии вокруг земли!
Рок
Твоей ли жертве избежать петли,
Твоих ударов и твоих гонений?
Но слово в строчке виновато ли,
Что на него упало ударенье?
Не виновато!.. Так судьба людей
Всегда считалась только с ритмом вечным,
И тем она и выше, и светлей,
Чем кажется на вид бесчеловечней.
Из газет
Титанические мечты,
Жюльверновские химеры.
Обезумевшие киты
Выбросились на берег.
Да и виновник сам
Отравы своей боится,
И, подобно китам,
В иные миры стремится.
Уже полетел пророк
Подыскивать место людям.
Явно подходит срок
Выбрасываться отсюда.
«Говорится —“побежденным горе”…»
Говорится — «побежденным горе»,
Но поется — «горе не беда».
У меня есть родина, которой
У других не будет никогда.
Только я за темными горами,
Вдалеке от родины своей
Научился говорить стихами,
И влюбленно думаю о ней,
Все, что было скверным забываю.
Так по райским пущам и садам,
Изгнанные первыми из рая,
Тосковали Ева и Адам.