Перед мясной лавкой
О, нет! Не отсохнет рука человека —
Он лошадь свободно зарежет на мясо.
За службу и дружбу, от века до века —
Он месть приготовил последнего часа.
Об этом молчит человеческий гений,
Молчит, как слепая, глухая бездарность —
Берет на себя он из всех преступлений:
Самое страшное — неблагодарность.
«При лунном сияньи — дымятся леса…»
При лунном сияньи — дымятся леса,
Чудовищем кажется каждый пень.
На светлой поляне копны овса,
Под каждым снопом непроглядна тень.
И теплые волны кругом идут,
Деревья глядят в заколдованный пруд.
Ты облаком стала, я облаком был
При ненаглядной зеленой луне:
Мне счастье и музыку лес дарил,
Перстень тебе, в голубой тишине.
Когда-нибудь рыбы твой перстень найдут
И темные волны кругами пойдут.
«Покоя нет. Покой бывает только…»
Покоя нет. Покой бывает только,
Когда теряется последний свет,
Когда вся жизнь потеряна настолько,
Что ни одной надежды больше нет.
Так медленно засасывает тина,
Разбитый бурей, остов корабля
И кажется шипением змеиным
Пропитан воздух, небо и земля.
Взбегают волны на ступени лестниц,
Судьба в зеленом покрывале спит:
Ее одежда бархатная плесень,
А тело отшлифованный гранит…
И вот, она уже за облаками
Качает белокурой головой,
И обнимает тонкими руками
Весь океан и целый шар земной.
«Кан-ле-Бокка — цветы и пальмы…»
Кан-ле-Бокка — цветы и пальмы.
Стальное море и закат.
Я посетил сей берег дальний,
Который так любил мой брат.
Он умер там… И этот город,
Весь утопающий в цветах,
Впервые видел я сквозь горе,
Сквозь слезы на похоронах.
С. И. Шаршуну
1. «Наставника желанного не встретив…»
Наставника желанного не встретив,
Я приходил домой и слушал ветер.
И вот, как самоучка, одиночка
Свой путь прошел от точки и до точки.
Но кто, когда, поймет среди людей
Дорогу трудную души моей?
Своей судьбы я победить не мог,
Но горе побежденных превозмог.
И ветер, мой единственный учитель,
Шумит в моих словах, как победитель.
2. «Художник жив, пока он не теряет…»
Художник жив, пока он не теряет
Живую нить искусства своего.
Вот, как пчела, ужалив — умирает,
В труде и в смерти есть у них родство.
3. «Так музыку свою кладет мороз…»
Так музыку свою кладет мороз
На окна русские, на тайну, тишину
Печальную безлиственных берез,
Так ваша кисть, скользя по полотну,
Дух музыки преображает в свет.
Тень от незримого является глазам.
Когда б не кисть — лирический поэт
Дух музыки доверил бы словам.
На заре
Безоблачное небо розовело,
И, уходя, ночная тишина
Так хорошо о бесконечном пела,
И песня эта так была слышна,
Что солнышко на розовой меже
Приоткрывалось медленно во сне…
«Поэты это те, кто жил уже» —
Звучало эхо памяти во мне.
Генералы
Много было генералов старых,
Все они о прошлом вспоминали
И на полуслове мемуаров,
Не закончив боя, умирали.
Опустели штабы и квартиры,
Замолчал о правде голос смелых.
Выйдут внуки красных командиров
И допишут мемуары белых.
И не сверхъестественно, пожалуй,
Если светоч в черной тьме зажженный
Самым честным русским генералом —
Вспыхнет светом правды озаренный.
«Ах, наконец-то я увидел…»
Ах, наконец-то я увидел,
Что этот я совсем не то!
Творец, конечно, не предвидел
Такого чучела в пальто,
В полуботинках, в мягкой шляпе
С петлей на шее — хомутом.
Сапожник да портной натяпал,
А я то, собственно, при чем?
Мне просто стыдно и обидно
За этот непристойный вид.
Но делать нечего, как видно,
Все это черта веселит.
Еще не выдумали рожек,
Но черти слышится поют:
«Копытца — выкроет сапожник,
Портные — хвостики пришьют».
1. «Это было — где-то…»
Это было — где-то
Далеко от Сены:
Солнце пахло — летом,
Ветерок — сиренью.
Было на параде,
Под апрельским небом,
В Елизаветграде,
На плацу учебном:
Светлых шашек гребень,
Лошади, знамена:
Слушали молебен —
Оба эскадрона —
О христолюбивом
Воинстве имперском,
И святым порывом —
Отзывалось сердце.
Грянула музыка…
С нею юнкера
Во имя — Великой —
Грянули — ура!
2. «Отзвучали гимны…»
Отзвучали гимны,
Отзвенел парад —
И не стало имени:
Елизаветград.
На песке — сердечки —
Конские следы…
И уходят в вечность
Конные ряды.
Ясно и дождливо
Будет — как всегда,
А христолюбивых
Воинств — никогда!
«Мечта»