Выбрать главу
К моей звезде, таинственной, далекой, иду на свет единственной дорогой, слепого века строгий поводырь.
                      48{360} Когда уйдут в бесповоротный путь любви моей осенние светила, ты напиши хоть раз когда-нибудь стихи про то, как ты меня любила.
Я не прошу: до смерти не забудь. Ты и сама б до смерти не забыла. Но напиши про все, что с нами было, не дай добру в потопе потонуть.
Гладишь — и я сквозь вечную разлуку услышу их. Я буду рад и звуку: дождинкой светлой в ночь мою стеки.
И я по звуку нарисую образ. О, не ласкать, не видеть — но еще б раз душой услышать милые стихи.
                       49{361} О, если б всем, кто не спасется сам, кому от мук дышать невмоготу, чью боль поймут в двухтысячном году, о, если б тем страдальцам, тем друзьям,
как болеутоляющий бальзам, прижать колени Лилины ко рту, о, если б их тоскующим глазам по капле пить благую наготу!
Дари нам вечность, радуя и снясь. Пусть гибнет мир от злобы и тоски, но пусть спасут достойнейших из нас
небесных чаш апрельские соски. Как сладко знать о прелести добра за полчаса до взмаха топора.
                      50{362} Когда уйдешь, — а рано или поздно ведь ты уйдешь, затем что молода, затем что рощи никнут в холода и сухомять расшатывает десна, —
душа пребудет памятью горда, и пусть проходит чисто и бесслезно тех лет осиротелых череда, что нам дано прожить с тобою розно.
О, будь счастливой в жизни без меня! Возьми на память эти письмена, что в дни любви душа моя кропала.
Как все живое — воду и зарю, за все, за все тебя благодарю, целую землю — там, где ты ступала.
                        51{363} Не льну к трудам. Не состою при школах. Все это ложь и суета сует. Король был гол. А сколько истин голых! Как жив еще той сказочки сюжет.
Мне ад везде. Мне рай у книжных полок. И как я рад, что на исходе лет не домосед, не физик, не геолог, что я никто — и даже не поэт.
Мне рай с тобой. Хвала Тому, кто ведал, что делает, когда мне дела не дал. У ног твоих до смерти не уныл,
не часто я притрагиваюсь к лире, но счастлив тем, что в рушащемся мире тебя нашел — и душу сохранил.
* * *
А как же ты, чей свет не опечалю{364}, кому я друг, возлюбленный и брат? «Живи, живи!» — твои мне говорят глаза и я «не бойся» обещаю.
Налей мне лучше водки вместо чаю (хотя и водке я уже не рад) — и улыбнусь, и жить не заскучаю: не собран вклад для поминальных трат.
Прозреть бы смысл, отринув злую чушь бы, а там и ты, глядишь, уйдешь со службы и поживем, весь свет растеребя.
Вся жизнь до сих прочлась, как телеграмма, и в мрак уйти мне, в самом деле, рано: так мало в жизни радовал тебя.
1993

Пушкин [поэма]{365}

Пишу по-русски слово «Пушкин» и, в лад безнебным дням и снам, все думаю под счет кукушкин с тоской в душе: за что он нам? За что нам этот свет и хмель? Лицом не доживший до старца, зачем он в нас, в тебе ль, во мне ль, как Божий замысел, остался?
* * *
А он не у земных владык мочил кадык, смеясь над саном. А он любил подруг младых, прильнувших робко в беге санном. Как тьмы не знающая ночь, хоть некрасивый, да прекрасный, он будто все собрал соблазны, дабы, вкусивши, превозмочь. Задиристый и заводной, мужал, уступчиво добрея, один меж всех и в то же время со всеми нами заодно. И мы журнальные страницы занять собою норовим, но где ж нам с Пушкиным сравниться, с тем дружелюбьем мировым?{366} И мы шумим, и мы дерзаем, но Богом вписано в журнал, как на экзамене Державин{367} его отечески признал, как тут же царь, как Бог Адама, услал подалее от глаз, и бессарабская программа{368} бесовским вихрем пронеслась, как, схваченный девятым валом, он все же не пошел ко дну, как многих женщин целовал он, но не обидел ни одну, как, мир мечтою облетев, не расставался с краем отчим и как он был во зле отходчив и постоянен в доброте.