валить леса, где плачет соловей,
да морды бить тому, кто послабей,
да дело знать, да девок обнимать,
да страшным байкам весело внимать?
Не можешь так? Чего ж бы ты хотел?
Низвергнуть плоть? Перелететь предел?
Нет на земле меж городов и сел
того клочка, откуда ты пришел.
Он на звезде, что ты назвал Душой,
а ты везде последний и чужой.
Не хватит в мире горя и тоски,
чтоб ты узнал, как жить не по-людски,
и как роптать, что дал тебе Господь
со дней Адама проклятую плоть.
Мир состоит из женщин и мужчин,
а ты забыл свой мужественный чин.
Им внемлет Бог, как травам среди трав,
а ты меж ними жалок и не прав.
Сокрой свой рай в таилищах лесных
и жизнь отдай за худшего из них.
Пусть светлый дождь зальет твой темный след.
Все остальное — суета сует.
* * *
И нам, мечтателям, дано{18},
на склоне лет в иное канув,
перебродившее вино
тянуть из солнечных стаканов,
в объятьях дружеских стихий
служить мечте неугасимой,
ценить старинные стихи
и нянчить собственного сына.
И над росистою травой,
между редисок и фасолей,
звенеть прозрачною строфой,
наивной, мудрой и веселой.
УТРО С ДОЖДЕМ И СОЛНЦЕМ{19}
Хорошо проснуться рано,
до зари глаза продравши,
чтоб, окно тряхнув за раму,
мир увидеть солнца раньше.
Город спит еще и снится
сам себе иным и лучшим.
Дремлют длинные ресницы.
Зори плавают по лужам.
Спят друзья под крышей каждой,
ровно дышится во сне им.
Быт господствует пока что,
эпос явится позднее.
Милый дождик, мелкий, меткий,
золотой, веселый, ранний,
сыплет звонкие монетки
на асфальтовые грани.
Вот он дымкой стал весенней,
до земли не долетевшей,
чтоб фонарики висели
на листве помолодевшей.
Капли с чашечек роняя,
где-то ландыши запахли…
Хорошо ль тебе, родная?
Все наладится, не так ли?..
Между тем взошло, взыграло
в нежном гуле, в алом блеске,
солнце ломится сквозь рамы,
ставни, шторы, занавески.
Солнце! Солнце! Сколько солнца
на полу, в углах, повсюду.
Все горит, звенит, несется.
Я смеюсь! Не верю чуду.
Как, смотря в людские лица,
гладя волосы у женщин,
всех обнять и всем открыться,
души радостью обжечь им.
Сколько их, полуодетых,
подымаясь под будильник,
трет глаза, балует деток,
наспех рвет шнурки ботинок.
И потом, фырча под краном
так, что мнится: ну конец им,
по плечам, бокам багряным
трет мохнатым полотенцем…
Солнце! Солнце! Все проснулись.
Вышли тысячи, которым
расходиться между улиц
по заводам, по конторам.
С лиц слетает беззаботность.
Плоть по делу заскучала.
Солнце! Солнце!
День зовет нас.
Можно все начать сначала.
РОДНОЙ ЯЗЫК{20}
1
Дымом Севера овит,
не знаток я чуждых грамот.
То ли дело — в уши грянет
наш певучий алфавит.
В нем шептать лесным соблазнам,
терпким рекам рокотать.
Я свечусь, как благодать,
каждой буковкой обласкан
на родном языке.
У меня — такой уклон:
я на юге — россиянин,
а под северным сияньем
сразу делаюсь хохлом.
Но в отлучке или дома,
слышь, поют издалека
для меня, для дурака,
трубы, звезды и солома
на родном языке?
Чуть заре зарозоветь,
я, смеясь, с окошка свешусь
и вдохну земную свежесть —
расцветающий рассвет.
Люди, здравствуйте! И птицы!
И машины! И леса!
И заводов корпуса!
И заветные страницы
на родном языке!