Выбрать главу
И не верю браваде, брюзжащей от малой любви, ни плаксивым гитарам, ни фокусам и ни пиликанью.  Но чем больше поэт, тем прочнее он связан с людьми, тем он проще душой, тем он преданней делу великому.
Если верить кому — то строителям и мастерам,  бескорыстным рукам и биению сердца горячего,  тем, кто плавил металл и в домах потолки настилал, кто хлеба убирал и сады молодые выращивал.
Знаешь, как я пишу? Будто черную землю пашу, ни себя самого, ни друзей и ни близких не милуя. А еще я пишу, как любовь в своем сердце ношу: навсегда, навсегда, не забудь, мое солнышко милое!..
И пшеницы шелка, и сполоснутый ливнем асфальт, и народные стройки, и на сердце нежность                                                            незваная, — я еще не могу, я не знаю, как это назвать, я хожу по земле и всему подбираю названия.
Я ведь знаю и сам, что сердца не зажгутся от цифр. Но какие дела возникают за нашими цифрами! За сегодняшний день сединой заплатили отцы. Так прими их наследье и плечи под знаменем                                                                выпрями.
Признаюсь тебе, век: буду счастлив, чтоб стих                                                                  мой гремел, чтобы стих мой сумел все на свете осилить и вынести. У меня на всю жизнь лишь один образец и пример: Это наш Маяковский — в своей непреклонной                                                         партийности.
Не позднее 1962
* * *
Как жалость, тот день тяготил, и отнюдь{403} ничто не казалось предвестьем дождя, и к дощатому жались плетню горящих ромашек созвездья.
Но туча явилась, длинна и тоща, тащилась и падала навзничь, и брызнули крупные капли дождя на яркую прозелень пастбищ.
Потемками влажными небо свело. Ну, что тут поделаешь, братцы? Такая погодка, а мы, как назло, с утра порешили купаться.
Сам Репин такого вовек не писал, а был до язычества лаком. Снимали штаны мы на срам небесам. Никто не дрожал и не плакал.
Так весело пахла прибитая пыль! А мы разбегались и плыли под ливнем, и были под ним так теплы заливы с лужайками лилий.
Река поднималась, как в страсти душа, и так же дышала влюбленно, и брызгали свежие капли дождя на тихое водное лоно.
Штрихуя простор и листву решетя, Клялись и ручались: «Мы любим». Стучали прозрачные капли дождя, как юности звончатый бубен.
Не позднее 1962

Родина

* * *
Я так люблю тебя, Россия{404}, — Мое ты небо и земля, — Люблю леса твои густые, Твои пахучие поля,
Волной ласкаемые скалы, Луга с речною синевой, — Сижу ли заполночь усталый, Иду ли далью полевой,
Слежу ли в дымах и туманах, Когда ничто нейдет на ум, Огни вокзалов безымянных И городов далеких шум.
Там тьмы веселых, вольных, верных, Великодушных сыновей До пота трудятся на фермах, С громами реют в синеве.
Там за учебою, за делом, На подоконники присев, Студенты тянутся всем телом Навстречу солнцу и росе.
Там девушки смуглы и русы, Ломают с хрустом качаны Рыжеволосой кукурузы Эпической величины.
Там поезда стоят у станций, Где пахнет сеном и сосной, И слышат путники: «Останься. Побудь на станции лесной».
Там у прудов, степных и сонных, Над их водою голубой, За солнцем пламенный подсолнух Индейской водит головой.
Там колыбельную колосьям Лепечет лето, а засим Огнем и далью дарит осень, И листья падают с осин.