Дымком машинным дышачи,
афишами увешан, —
смотри, — уже он в Тысяча
девятьсот новейшем.
О, сколько ждет нас доброго,
и светлого, и жаркого, —
и это очень здорово,
что мы с тобой из Харькова!
ПРОСПЕКТ ЛЕНИНА В ХАРЬКОВЕ{412}
Зимой непролазный свирепствовал снег там,
весной у подъездов стояла вода…
Вот этот пейзаж и назвали проспектом
упрямые люди. Да что за беда?
Там ливни стучали, туманы кадили,
и даже трамваи туда не ходили.
В неснятых лесах, незнаком старожилам,
продут сквозняками, в слепой наготе,
стоял он, и юности верно служил он,
и больше ни с кем он дружить не хотел,
и с выси щеглиной на камень и щебень
летел одуряющий высвист и щебет.
Его избегали пижоны и мямли,
лжецы и скупцы обходили вокруг, —
а мы там учились с тобой, и не там ли
смеялись нам ясные очи подруг,
и с нами дружили студенты-испанцы.
Доныне те ночи пылают и снятся.
И те, кто воистину жив и нетленен,
развеяв, как дым, философскую ложь,
задумчивый Маркс и взволнованный Ленин
навек повели за собой молодежь.
В лицо нам дышало суровое счастье,
но выпало нам с тем районом прощаться.
И в долгой ночи, окаянной и жаркой,
измучен железом, испытан огнем,
хрипел, задыхался, боролся наш Харьков,
а мы на войне горевали о нем…
Но я повторял, как студент и как воин:
— Студенческий город, ты будешь достроен!
Пусть жизнь нас ломала, и смерть нас косила,
и солон был пот наш, и путь — каменист, —
течешь ты немалый, цветешь ты, красивый,
единственный в жизни проспект в коммунизм!
И видят с любовью глаза Ильичевы,
что люди живут для труда и учебы.
Любовь
* * *
Любовь — не Божья благодать{413},
что пахнет медом и корицей.
Любовь — земное бескорыстье:
все полюбить — и все отдать.
Она порой полна печали
и равнозначаща судьбе, —
но все прекрасное в себе
мы лишь любовью воспитали.
Она одна, в шелках блестя
и в деревенском сарафане,
и даже разочарованье
и ненависть — ее дитя.
Коснуться космоса ладонью,
сразиться с косностью любой,
в беде пожертвовать собой —
вот это я зову любовью.
Она нужней любых хлебов,
она реальна и волшебна.
Горенью, мудрости душевной
учи нас, матушка любовь.
* * *
И не видимся-то мы пóчасту{414},
и встречаемся мы, кривясь, —
а уже: без вас одиночество,
а все радостнейшее — при вас.
А уже: на работе, дома ли
провожу по глазам рукой —
как легко мы друг друга поняли,
как забыть мне вас нелегко.
А уже: на душе забулькали,
побежали ручьи, звеня,
люди думают: «Не с Сабурки ли?»
и сторонятся от меня.
А уже: по ночам нелегкая
все куда-то меня несет,
и, как сокол, крича и екая,
сердце падает вниз с высот.
А уже: мне верить не хочется,
что коль пристальнее взглянуть,
и не видимся-то мы почасту,
и знакомы-то мы чуть-чуть.
Слышу твой смех, смотрю
прямо в глаза, погибший.
Люб тебе с детства труд.
Рук твоих нету гибче.
Жилы обвей, напой
жизнью весенних пахот!
Пальцы мои тобой
обожжены и пахнут.
Ты золотей весны,
всех половодий звонче.
Губы мои возьми.
После стихи докончим.