С теплых гор гремят грома там,
между гор пасутся козы.
Брызжут соком-ароматом
кахетинские колхозы.
Отягченным грузной ношей,
гнуться веткам не зазорно:
под прозрачно-смуглой кожей
можно счесть у яблок зерна.
Старики глядят из окон,
седоусы и кудрявы, как
тута исходит соком,
каплет сахаром на травы.
Винограда! Винограда!
Хоть бери его возами.
А чтоб наземь он не падал,
лозы к палкам подвязали.
Будто солнца сочный лучик
меж листвы висит, граненый, —
из плодов не знаю лучше
золотистого лимона.
Поутру, дымком повиты,
в город тянутся подводы.
В них важны и деловиты
восседают садоводы.
Брызжут речки. Веют выси.
Потны лица: полдень жарок.
А внизу шумит Тбилиси
на сверкающих базарах.
И, подняв свои корзинки
над нежнейшим в мире садом,
черноглазые грузинки
машут рыцарям усатым.
КИЕВ{436}
Он весь в истории как в дымке,
но дымка эта не наврет.
В нем жили мощные владыки
и обитал простой народ.
Он был сто раз под корень сломан,
он был сто раз дотла сожжен.
Но — льются улицы по склонам,
этаж встает за этажом.
И, весь ликующий и теплый
от набережной до высот,
он человеческие толпы
в ладонях ласковых несет.
По всем бы далям раскричать их,
всю жизнь рассматривать в упор —
его причудливый Крещатик,
его Софиевский собор,
и рощи с птичьими хорами
на том и этом берегу,
и пестроту его керамик,
и электричек перегук,
и миг, что в сердце сохранится,
когда, обнявшись, с русским негр,
когда китаец с украинцем
выходят кручами на Днепр,
и, на мальчишестве попавшись,
под обаянием благим
глядят на киевских купальщиц,
как на языческих богинь.
МИРОВОЗЗРЕНИЕ{437}
Хоть порой и ропщется,
На душе запенясь,
Никакого общества
Я не отщепенец.
Все мы, люди — выходцы
Из гнезда того же —
Целоваться, двигаться,
Умереть попозже.
Все тела, все отблески,
Все крупинки речи,
Ни любви, ни доблести —
Вне противоречий.
За триумфом — реквием,
После ласк — усталость.
Весь — во всем — вовеки я
На земле останусь.
Чтоб с лучами алыми
Заново рождаться,
Будет вечно мало мне
Жизни и гражданства.
Обойти опасности?
Нет! — преодолеть их.
Кто боится ясности,
Тот не диалектик.
Сердце мое, верное
Радости народной,
Тело мое нервное
И кричащий рот мой, —
Крепко поработали.
Жизнь уже не вся ли?
Сколько людям отдали! —
Ничего не взяли.
Вы мне деньги? óбземь их!
Я ж за власть рабочих.
А, проклятый собственник,
Узнаешь мой почерк?
Не устал мотаться я,
Не ушел от чаши.
Будь рекомендация —
В партию тотчас же.
Все дороги пройдены.
От работы — жарко!
Для друзей и родины
Ничего не жалко.
* * *
Как для кого, а для меня{438}
есть притягательная прелесть
в словах, что сверстникам приелись
в громах гражданского огня.
О, как звучат свежо и юно,
как обжигают солью рот —
«любовь», а главное — «народ»,
«добро», а главное — «коммуна».
Я эти славные слова
не пресной прописью в тетрадях,
а красной кровью разливал,
в быту пытаюсь повторять их.
Читатель будущего века,
ты можешь быть неумолим
к словесным слабостям моим,
но разумей как человека.