где знали сомненья, от стужи сомлев,
и все ж не гнушалися долей,
предчувствуя в этой холодной земле
тепло материнских ладоней.
Так пусть они всмотрятся в наши черты,
в наш день, что надеждою светел,
и знают, что люди любовью горды
и пламенем платят за пепел.
ОГОНЬ НА ПЛОЩАДИ{451}
Дороже всех сокровищ,
о город мой родной,
ты жизнь мою затронешь
той площадью одной,
где в память павших братьев,
погибнувших сестер,
мы будущего ради
навек зажгли костер.
Бессмертный дух партийцев
не может оскудеть.
Их подвигом гордится
рабочий и студент.
Их песни не умолкли,
хоть песенник уснул,
к ним стали комсомолки
в почетный караул.
Не может тот исчезнуть,
забыться и пропасть,
кто потрудился честно
и пал за нашу власть.
Добро, мой город, щедрый,
что слёз с лица не стер.
Пылает в самом центре
торжественный костер.
Бывает, что, минуя
чинушу и ханжу,
за помощью к нему я
ночами прихожу.
И видят магазины
и дальние дворы,
как свет неугасимый
на площади горит.
Горит, неостывающ,
ни летом ни зимой.
Сверни к нему, товарищ,
когда идешь домой.
Коль ты не гость случайный,
не высмотрщик пустой,
по-воински в молчанье
у пламени постой.
И пусть тебе не спится,
грядущее зовет.
Огня того частица
в душе твоей живет.
ОДА ХЛЕБОРОБУ{452}
Хлеборобу с кем меняться долей?
Он с самой природою в ладу:
добрый дождь клевал с его ладоней,
дальний ветер запахами дул.
Он не ждет награды от кого-то.
С ним дружны пчела и соловей.
От его стекающего пота
вся земля родней и солоней.
Он давал названья и оценки,
применял приметы и права
и дарил Толстому и Шевченко
заповедно-вещие слова.
Нет почетней властвовать над почвой,
в светлом мае, в августе сухом
постигать таинственный и точный
урожаев будущих закон.
Добрый труд — грядущего основа.
От любви яснеет влажный лоб.
Хлебороб. Как свято это слово!
Для людей хлопочет хлебороб.
Нам, работе выученным с детства,
не забыть нигде и никогда,
что поденный подвиг земледельца
есть начало всякого труда.
Он от солнца высветлен и солон
и, заботой полон кодцовской,
зажигает в колыбелях зерен
золотые души колосков.
К ДРУГУ-СТИХОТВОРЦУ{453}
Поэты шкур не берегут,
но и у риска есть различья:
упасть на бревна баррикад,
по пьяной лавочке разлечься.
Смотрели все Гомеру в рот,
а был он белый, как береза,
но — кто поэт и кто народ —
никто, поди, не разберется.
В страстях шершавых, как в шерсти,
прямой наследник Прометеев,
крестил нас радостью Шекспир
и стал шутом у грамотеев.
Громящий косность и корысть
непримиримо, по-бойцовски,
как мир, бескраен и горист,
клепал плакаты Маяковский.
Поэт — родня богатырю,
он движет мир и молньи мечет.
Я наши дни боготворю.
Так нам ли быть тусклей и мельче?
Иль от мальчишеских обид
в цинизм удариться за чаркой?
От тех стихов мозги снобит,
душе ж ни холодно, ни жарко.
И не такой уже простой,
возьмет читатель невзначай их
и спросит ласково: «Постой,
а что, бишь, это означает?»
Нет, если ты всего шутник,
то и цена тебе полтина
в базарный день. А в наши дни,
как жизнь, поэзия партийна.