И день настал, и вот сбираю дань я,
И перед сонмом дружественных лиц
Усталый смех труда и обладанья
Да прозвенит с отчетливых страниц.
Хвала мужам и женам человечьим,
Хвала рожденным в муках и крови,
Ночам и дням, утратам и увечьям,
Дыханью грез и чувственной любви!
Расти, душа, под шум лесной листвы,
Для новых дум, для нового труда.
Оставьте всякое отчаяние, Вы,
Входящие сюда.
* * *
Трепет жизни, всю душу пронявший{493},
Свет весенний, хмельное питье,
Замолчишь ты, мальчишество наше?
О, шуми, золотое мое!
В честь того, чтоб случалось почаще,
Ради верных и радостных рук,
Подымайте зажженные чаши,
На колени берите подруг.
И под вольное пенье рассказа,
Словно музыка дум о былом,
Виноградные горы Кавказа
Засверкают над нашим столом.
И откроются пышные дали,
И воочью возникнут из тьмы
Все загадки, что мы разгадали,
Города, что построили мы.
И наполнится полночь огнями,
И осыплет с макушки до пят
Злато злаков, посеянных нами,
И лесные ключи закипят.
Среди тостов соленых и зычных,
Среди сочных колбасных гирлянд
Будь как дома, знаток и язычник,
Пробуй все, веселись и горлань!
О, дороги, покрытые пылью,
В звоне бури и в шелесте трав.
О, приблизься, заря изобилья!
О, побудь еще, юность, щедра!
Подымай благодарные взоры,
Золотая моя немота.
Мастера, оптимисты, обжоры,
Я пожизненно ваш тамада!
Пусть за далью, за далью степною,
Обнаженное, в звездной пыли,
Запоет под победной ступнею
Вечно юное тело земли.
* * *
Не хочу на свете ничего я{494},
Кроме вечной радости дорог,
Чтоб смеялось небо голубое
И ручьи бежали поперек,
Кроме сердца бьющегося, кроме
Длинных ног и трепетных ноздрей,
Золотых ночлегов на соломе
И речных купаний на заре.
Не желаю ничего на свете,
Только пить румяную росу,
Слушать, как трещат сухие ветви
И гремят кузнечики в лесу,
До пупа порвать свою рубашку,
Сапоги отдать кому-нибудь,
Рыжих пчел и милую ромашку
Благодарным словом помянуть.
Ничего на свете не хочу я,
Лишь бы жить свободным и босым,
Под хмельными звездами ночуя,
Славя ту, чей свет неугасим.
В добром смехе голову закинув,
Каждой травке верен и знаком,
Пить вино из глиняных кувшинов,
Заедая хлебом с чесноком.
КАВКАЗУ{495}
Я тебе не чужой человек.
Мы не просто большие друзья.
Мы сошлись и связались навек.
Нас нельзя разлучить и разъять.
И, быть может, в стотысячный раз
О тебе и грустим и поем,
Соколиное горло — Кавказ,
Неуютное счастье мое!
Ты мне звонко чихаешь в лицо
Неожиданным взрывом ветров.
Я тебе отвечаю, кацо:
Будь здоров — и я буду здоров.
Я целую вершины твои,
Как седую отцовскую прядь.
Если гибель почую в крови,
То к тебе возвращусь умирать.
Если трудной мне будет тропа,
Дай плечом прикоснуться к тебе.
Ты — могучий, ты жизнью пропах,
Помоги мне, отец мой, в борьбе.
Прямо в горы — из душных трущоб —
Мой веселый, мой яростный путь.
О, еще бы хоть раз, о еще б
Этим ветром до боли вздохнуть.
* * *
Гамарджоба вам, люди чужого наречья!{496}
Снова и вечно я вашим простором пленен…
Холод и музыка в пену оправленных речек.
Говор гортанный высоких и смуглых племен.
Бешеный пыл первобытных попоек и сборищ.
Мощные кедры, что в камень корнями вросли.
Горной полыни сухая и нежная горечь.
Шелест и блеск остролистых и бледных маслин.
Знойные ливни и ветра внезапного козни.
Осени щедрой ломящие ветки дары.
Дивной лозой опьяненные руки колхозниц.
Свет в проводах от курящейся утром Куры.
Руды, и смолы, и пастбищ хрустящая зелень,
Уголь под пальмами, хлеб золотой и вино.
Мудрые люди долин и вершин и расселин,
Сердце мое в вашу землю навек влюблено.
Слава твоя бесконечно мила и близка мне,
Кров мой любимый, дитя неразлучной семьи.
Ах, как блестишь драгоценным, единственным камнем
Ты на груди у прекрасной невесты Земли!