В смертной истоме, в хмелю непокорном,
Всё перетрогав, изведав, обнюхав,
Голым карабкаться к солнцу по горным,
По малярийным республикам Юга.
Злобно встречаясь сухими устами,
Переплетая безумные руки,
Биться и бредить над согнутым станом
Простоволосой и нежной подруги.
Кровью заслуживать право ревнивца, —
Самосожженьем, пустыней, трудами
Тщетно, но вечно стараться сравняться
С жертвенным трепетом женских страданий.
Жадно трезветь философской прохладой,
Буйно решать мировые вопросы
До лихорадок, до слез, до проклятий
Пить земляные румяные росы.
Жить — к целомудренно сжатым коленям
Милой сложить, чтоб навеки увлечь их, —
Не парфюмерию, не бакалею, —
Мир с миллиардом сердец человечьих.
ГИМН МАТЕРИ-МАТЕРИИ{519}
Взор очей куда ни кинь я
(Блещут зори, льются реки), —
Мать-Материя, богиня,
Славься ныне и вовеки!
Опущусь в земные недра,
Подымусь под облака я, —
Всюду жизнь родишь ты щедро,
В тьму обличий облекая.
Верю слуху, верю зренью,
Мышцам губ и дырам носа.
Пепел крошится сиренью,
Ветерок в сады пронесся.
Звезды месяцем пасутся.
Дни бегут, разнообразны.
Мать, прости меня, безумца,
Что влюблен в твои соблазны.
Ты ж дала мне свет и разум,
Невзлюбила злых и косных.
Славлю все, что вижу глазом,
Чую, острое, на деснах.
Стаи пестрые видений,
Страсти все, что в нас трясутся, —
То лишь образы и тени
На душе твоих присутствий.
Наши думы — только дымы,
Только круги по воде лишь.
Мать-Материя, твои мы,
Ты нас в радугу оденешь.
Вечно — ты, везде и всё — ты:
Камни, травы и стихии,
Медом каплющие соты,
Груди девушек тугие,
Чайки чуткие в полете,
Свет ума в очах овчарок,
Жар души и трепет плоти,
Бег планет в громах и в чарах.
Мать всего, что есть на свете,
Твой закон жесток и нежен:
Спелый плод спадает с ветви,
Будто вовсе он и не жил.
Все течет, горя и старясь,
Попытайся, удержи нас.
О, хвала тебе за ярость,
Красоту и одержимость!
Срок всему — добру и худу.
Славлю в сердце жизни жало.
Мать-Материя, ты всюду, —
Нет конца и нет начала.
Славлю звезды и каштаны.
Славлю тела каждой мышцей,
Как от нежности нежданной
Ты, любовь моя, томишься.
Но не была наша печаль коротка
В казармах военных училищ.
Вернулись, — и нет над рекой городка,
От школы одни кирпичи лишь.
На самый малюсенький прошлого след
Смотрел я глазами сырыми…
И вот через многое множество лет
Мы встретились снова с Ириной.
Не легкою памятью школьных забав,
А только бедою одною,
И горькими муками в душу запав,
Ты стала мне самой родною…
Но выродки мира, у всех на виду,
От крови и золота пьяны,
Опять накликают огонь и беду
На наши зажившие раны,
На поздние наши счастливые дни,
На белые ветки акаций.
Так пусть же посмотрят получше они,
Попристальней в землю вглядятся,
Которую Грозный пытал и рубил,
Батый опрокидывал на кол,
В которой Чайковский мечтал и любил
И Чехов смеялся и плакал,
Где жили в нужде, от работы сомлев,
Сдыхали в босяцком притоне,
Предчувствуя в этой холодной земле
Тепло материнских ладоней.
Пускай они всмотрятся в наши черты,
В наш день, что надеждою светел,
И знают, что люди любовью горды
И дорого платят за пепел.