* * *
Я часто бывал пред тобою не прав{521}
И счастья ценить не умел:
Ждать встречи с тобою с рассвета, с утра,
Дружить в городской кутерьме,
Лететь за тобой, выбиваясь из сил,
По улицам и этажам…
Как мало добра я тебе приносил!
Как редко тебя утешал!
Виновнее всех виноватых мужчин,
Я стою: возьми и убей, —
Но только другого меня не ищи,
Другого не будет тебе.
Тут все преступленья мои ни при чем.
Веселую душу губя,
Я Господом Богом навек обречен
Тревожить и мучить тебя —
Чертами, душой, тайниками чутья,
Ночами в греховном чаду.
Покойники в землю уходят, а я
В тебя после смерти уйду.
* * *
Ты не смеешь вспоминать отныне{522},
Что с тобой не вечно мы вдвоем,
Что порой не думал я в помине
О существовании твоем.
Я не верю в то, что это было.
Просто есть какой-нибудь пробел.
Ты, должно быть, что-нибудь забыла —
Или я рассудком ослабел.
Придави к земле меня стопою.
Дай взлететь в космическую тьму.
Иногда мне страшно быть с тобою.
Я и сам не знаю почему.
Вечно вместе, радуясь и ссорясь,
Удивляясь миру и красе,
Только спим еще с тобою порознь,
Вызывая шутки у друзей.
Обжигая сладостною кожей,
Ты мне снишься, свет и духота,
Но и в снах таинственный и Божий,
Чудный знак в тебе предугадал.
И смотрю с волненьем и любовью,
Что как сон чудесна и остра.
Иногда мне страшно быть с тобою.
Что — и вправду ты моя сестра?
* * *
А в нынешнем году, еще{523}
Неомраченном переменной,
Весна была до мокрых щек
Единственной и несомненной.
Земля не помнила про лед
И, как нечаянная милость,
Сияла ночи напролет
И по утрам росой дымилась.
А качества твоей семьи!
А губы нежные девичьи,
Которым впору бы самим
Свистать по-вешнему, по-птичьи!
И так легко за ветром вслед
К родному солнышку подняться!
Неужто нам по 30 лет?
Ты знаешь точно, не 15?
Спасибо милым небесам!
Давай зашлепаем по лужам,
Ты — девушка, а я — пацан,
Не Чичибабин, а Полушин.
Но ты твердишь свое «нельзя»,
И, как бы сердце ни щемило,
Угрюмо отведу глаза,
И руки опадут уныло.
И буду мерить этажи,
Болтать смешные небылицы.
Дожить бы только мне, дожить,
До срока не испепелиться!
Но я — не гордый, не скупой, —
Какое счастье на земле быть
С людьми, с деревьями, с тобой,
Моя сестра, царевна — Лебедь!
И девушка-травка встает из-под снега.
И в чаще лесной просыпается эхо.
Стыдливые тени. Застенчивый шепот.
Весной где попало вдвоем хорошо быть.
Подруга-природа, мы в бликах и росах.
Я тоже из рода весеннеголосых.
Ужаснейшей смерти паду на рога я,
Чтоб только с тобой полежать, дорогая.
Чтоб буйную голову к небу закинув,
Наслушаться вдоволь пернатых акынов.
А в парке Шевченко уже горожане
На «Правде» вчерашней лежат голышами.
Уже раскрываются почки на ветхих,
На юных, на голых, на тоненьких ветках.
А ветки бывают различной погудки:
Одни — на затычки, другие — на дудки.
РАШИД ОПТИМИСОВИЧ{525}
Там, где полюс порошит
И поля дымятся им,
Был со мной один Рашид
Адыгейской нации.
Ничего, что нищ и гол, —
Знали все, однако, мы —
Весь он весел, как щегол,
И до влаги лакомый.