1970-е годы
ЭПИГРАММЫ
ПРОВИНЦИАЛА
Как он свеж и мастит,
рыцарь первого клича!
Палачей возвелича,
убиенным польстит.
2
Я честь бесчестию воздам.
Способны русские пророки,
одной рукой казня пороки,
другой подыгрывать властям.
О, Разнесенский, Петушенко{541},
джамбулы{542} атомных времен,
между витийством и враньем
не ведающие оттенка!
С позором родины в родстве,
вы так печетесь о величьи,
но нет величия в двуличьи,
как нет геройства в шутовстве.
ДРУЖЕСКИЙ ШАРЖ
(Г. АЛТУНЯНУ){543}
Мы «Генчик» всё да «Генчик»!
по-пьяному орем,
а ты — не буйный птенчик,
а дерзостный орел.
Тебе, интеллигенту,
возмезднику властям,
давно пора в легенду,
и я ее создам.
Среди хмельных и щедрых
бессмысленной порой
один молчишь ты, Генрих,
мыслитель и герой.
Припомнив все обиды,
даримые судьбой,
молчишь ты, как убитый,
поникнув головой.
Припомнив все удары
от родственных сердец,
молчишь, не тронув чары,
как истинный мудрец.
Я, может, больше стану
и в страхе замолчу,
тебя, забывшись спьяну,
похлопав по плечу.
Что веку свет забрезжил
сквозь темень и туман,
виной отнюдь не Брежнев,
а Генрих Алтунян.
На том сойдемся все мы,
и я еще спою
смиренные поэмы
во славушку твою.
Стихотворения разных лет
ЗИМНЯЯ СКАЗКА{544}
1
С чего мне начать и с чего подступиться?
С того ль, что в декабрьскую стужу беда —
влюбиться? С того ль, что бездомною птицей
болтливый мороз на заре щебетал?
С того ль, что прозрачные звонкие латы
одели деревья? С того ль, что сама
в те ночи в серебряном пепле была ты
Снегурочка, Вьюга, Царевна-Зима?
С того ль, что явилась ты славы случайней,
с того ль, что покамест в глазах не темно,
ни людям, ни далям, ни счастью, ни тайне
тебя у меня отобрать не дано?
Ну, как мне подъехать? Ну, как описать
те снежные ночи, что в сердце дымятся?
Причина становится притчей, пейзаж
в насмешку мне странные строит гримасы.
А может быть, будет удобней и проще,
пейзаж и причину отринув к чертям,
опять за тобою бросаться на площадь,
пропащую голову враз очертя?
И громко шептать: Это я, Неизвестный.
Пусть новым Петраркой мне в жизни не быть,
я — юный и гордый, я — чуткий и честный,
попробуй за это меня полюбить.
Трудись и шали, и безумствуй, и празднуй,
пока не сорвусь и пока не паду,
хочу тебя видеть веселой и властной,
куда б ни послала, послушный, пойду.
И снова смешить тебя словом и видом,
и снова смешаться в стотысячный раз,
по хрупкому снегу хрустя деловито,
заглядывать в щелки смеющихся глаз.
И снова, над уханьем вьюги возвысясь,
с заждавшихся губ поцелуи срывать
и нашу короткую нежную близость
еще не придуманным словом назвать.
И снова, напившись почти допьяна
той близостью, в темень врываться с туману,
с воды — и святых Александра и Анну
в веселых молитвах своих поминать
2
В ресницах твоих — две синих звезды,
а ты смеешься, и ты — со мною.
Белая вьюга в ушах свистит.
Что я скажу про счастье земное?