Отполыхали мальвы.
Отщелкал соловей.
Тело радо подремать бы,
да не спится голове.
Черт-те где куют кукушки,
жабы квакают в канавах.
Я верчусь на раскладушке
с боку на бок, с боку на бок.
Покой не наруша,
вылажу наружу.
Заберусь под сосну:
все равно не засну.
С добрым утром, муравьи!
Сто приветов, сосны!
У природы хмурый вид:
мир еще не создан.
Солнца нету и в помине,
но уже не задремать.
Ноздри сушит аромат
хвои да полыни.
Мало быть кому-то милым
и народу земляком.
Надо в вечность вместе с миром
литься звездным молоком.
Не боится леший Бога,
и пока не гаркнет кочет,
спит румяный лежебока
и вставать не хочет.
Ладно, солнце. Спи пока что.
Мир таится в капле каждой.
Отдых нужен и лучу.
Я маленько посвечу.
* * *
Не хотите — не надо, себя не убью
Ни петлей, ни водой, ни так далее.
Я такого конца отродясь не люблю,
чтобы люди зазря пропадали.
Ни на левом боку, ни на правом боку
Не улягусь, чтоб черви впилися, —
Закурю табаку — и уеду в Баку
Или, лучше, уеду в Тбилиси.
Отложу я стихи до хороших времян,
И душа затоскует по меди.
Напишу потрясающий душу роман,
Сотворю-ка я пару комедий.
Я пожитки продам и рубаху отдам,
И голодных друзей соберу я,
И на зависть годам, как безумный Адам,
Заживу, веселясь и пируя.
Настоящие люди везде таковы.
Им любовь, что стихи — для забавы.
И покаетесь Вы, что такой головы
Не смогли удержать у себя Вы.
Я ее из Бабеля,
озорной и русый, —
а она избавила
ото всех иллюзий.
Никаких лютен.
И без них обходятся.
Люди как люди —
торгаши, обкомовцы.
Волочатся бойко,
не дают осечки.
Раньше шли в разбойники,
а теперь в газетчики.
На прохожих пялится
пара сук вялых
да богуют пьяницы
в «Парусах» в «Алых».
Да шепот из-под стоечки:
мол, слыхали, дескать,
какая забастовочка
была в порту Одесском.
Ну зачем про то вы?
В пиве полы вислые.
Город портовый
провонял провинцией.
* * *
Мне с тобой никогда{561}
не знавать ни беды ни печали.
С бубенцом твоих губ
я безбожной зимы избежал.
Как из лесу цветы,
твои белые ноги свисали
и с веселым лицом
ты лилась в мои ночи, свежа.
Перед милой тобой
все красавицы мира — неряшки.
Если был бы я Пушкин,
из ада пришел бы пешком.
У тебя от желанья
по телу проходят мурашки
и смеющийся рот
золотится веселым пушком.
Хорошо нам с людьми.
Но бывает, что нет моей мочи.
Среди белого дня
запираюсь с тобой, как сектант.
Ты снимаешь часы.
Твое сладкое имя — для ночи.
Мне его до конца
в твои жаркие щеки шептать.
Я беру твои бедра.
Венера сникает тряпичницей.
Ты черемухой пахнешь,
с тобою тягаться не ей.
Ты трепещешь и стонешь.
Ты вся в лихорадке тропической.
Ты — богиня погони.
Ты — женщина жизни моей.
Мы знакомую комнату
пламенем плоти колеблем,
и в горящих кудряшках
клубится твоя голова.
Мои губы бегут
по твоим колыхливым коленям,
и на горле горят,
и бесстыжие шепчут слова.
Кто тебя научил?
У кого свои чары ты черпала?
Заслони наготой
от грядущих смертей и неволь.
Красоту наших ласк
повторяет лукавое зеркало.
С любопытством шальным
мы, хмелея, косимся в него.