Выбрать главу
Порой случалось забрести на рынок, Где пахли рыб обмерзлые хвосты. Там находил я пищу для мечты Средь грубо размалеванных картинок, Повешенных в порядке вдоль стены. Меня пугала тел греховных груда, Летящих в бездну ада, и Иуда На огненных коленях сатаны. Я помню вывеску с надтреснутою буквой, Капусты запах, грязные столы, И кадки, мерзлою наполненные клюквой, И много мокрой, красной пастилы.
Как я любил осматривать киоски, Читать названия дешевых книг, И в колокола нежном отголоске Подслушивать знакомый мне язык. Я меж Остоженкою и Арбатом вырос, И помню в смутном, детском полусне Приходский храм, и полный певчих клирос, Иконостас, сияющий в огне. Я помню тихий Штатный переулок И в небе знаки первые весны: Просохли камни, шум пролеток гулок, И облаков бегут причудливые сны. Как ярки трав зеленые побеги! Всё омывается волнами янтаря… И гаснет память о недавнем снеге, И гаснет медленно вечерняя заря.
2
Веселый вечер майский. Все от жара Выходят отдохнуть, садятся у крыльца, И грохот музыки доносится е бульвара… Меж листьями горят отливы багреца. Вкруг храма белого, в пыли, уснули скверы, На клумбах зыблются спаленные цветы, И еще дышит зной от каменной плиты. Роями вывелись на улицах гетеры. И, тросточкой махая, кавалеры Им шепчут на ухо развратные слова. Бульвар стоит теперь, и густ, и пылен… Уже детьми истоптана трава, И против шалунов городовой бессилен. Всегда знакомых встретишь в этот час. На пыльном небе звездочка мерцает, И где-то мертвый вспыхивает газ… И незаметно ночь горячий день сменяет. А в переулках, у Москвы-реки, Фабричные толпятся, дети, бабы… Здесь замирает гул пролеток слабый; Отражены в воде, мерцают огоньки; А запад меркнет, тусклый и кровавый. В сиянии лучистых, крупных звезд Блестят Кремля золоченые главы И обрисованный узором четким крест. Далеко сад раскинулся тенистый, А там, за ним — несметные огни. Приятно сесть под деревом, в тени, Где веет ветер чистый.
Люблю Никольскую полночною порой; Здесь экипажей шум и заглушен, и ровен; Люблю я двери запертых часовен И огонек лампадки золотой. Я, шляпу сняв, крещусь благоговейно… Вдруг — белый свет из верхнего окна, И вижу вывеску нарядную Феррейна, Где до утра не знают сна. Закрыты окна лавки синодальной. Вот у дверей, затворенных пока, Молебна ждет народ многострадальный: В нем вера в чудо глубока.
О, ночи синие! притихший гул пролеток! Душа, восторг невыразимый пей. Луна, скиталица заоблачных степей, О, как твой взор — и благостен и кроток!

XI.В ВАГОНЕ

За окном блестят поляны При серебряном серпе. Опустелые диваны… Я — один в моем купе.
Где ты, счастье? где ты, горе? Где друзья и где враги? Там, за дверью, в коридоре Чьи-то мерные шаги.
Где ты, жизни сон тяжелый? Отчего бегу, куда? Пролетают мимо села, Города.
Задремал в вагоне душном. Стены давят, словно гроб. Гаснет в сумраке воздушном Искр мгновенных яркий сноп.
Мчится поезд с легким треском. В край далекий повлекло… Лунный серп холодным блеском Ударяет о стекло.
Озаренные диваны В отделенье без огня. Как родные, чемоданы С полки смотрят на меня.

XII.НА ПОБЕРЕЖЬЕ

Берег, дикий и песчаный, Волн пространство голубое; Шум немолчный, неустанный Набежавшего прибоя.
Чайка белая взлетела, Закружилась, и упала, И исчезла в пене белой Набегающего вала.
Взволновавшаяся пена, Разбиваясь, исчезает; Но из бездны неизменно Ропот новый возникает.