III. «Тают тайные печали…»[64]
Тают тайные печали
О красе твоих очей.
Все свирели отзвучали.
Только будит дол молчащий
Гулко льющийся ручей.
Как прозрачно, как лазурно
В звонкой грусти хрусталей!
И небес широких урна
В золотые каплет чащи
Синий, тающий елей.
Здесь я шел с тобою нежной,
Где теперь разоблачен
Рай далекий, рай безбрежный.
Кто воздвиг в осеннем храме
Свод серебряных колонн?
На березах белоствольных
Никнут листья, не дыша.
И в лобзаниях безбольных
Овевается ветрами
Утомленная душа.
IV. «Охотно в келье молчаливой…»[65]
Охотно в келье молчаливой
Я б этой ночью не уснул.
Как песни с грохотом разлива
Сливаются в согласный гул!
Напев родной, напев унылый
Мгновение затих. Во мгле —
Ручьи… Но чу! и с новой силой
В соседнем зазвучал селе.
Каким безумным, бесполезным
Является волненье дум,
Когда под небом полнозвездным
Всё обратилось в блеск и шум!
Что за торжественная нега
Спускается в тиши с небес!
Как радостно восстал из снега
Возжаждавший весенний лес!
Бежать бы вдаль, туда, по лугу,
Где в полумраке голубом
Ночной бекас зовет подругу,
Прерывисто звеня крылом!
V. «Присев на ветхое крыльцо…»[66]
Присев на ветхое крыльцо,
Сквозь сон внимаю песне дальной.
О, это красное яйцо!
О, этот благовест Пасхальный!
Жужжат, гудят колокола,
Из-под синеющего снега
Травинка желтая взошла,
И в теплом ветре дышит нега.
Брожу, легко и томно пьян,
Мне улыбаются в лесочке
И лица ясные крестьян,
И тихих девушек платочки.
Поблескиванье синих луж —
В траве, зазеленевшей ярко,
И как-то пьяно пахнет сушь
Между корней глухого парка.
Давно ли холод был суров,
И мне зияла пасть могилы?
Но чу! весна! и я здоров,
И легкой кровью бьются жилы.
Земля, земля! союз наш вновь
Неизреченней, сокровенней…
О, дай мне пить твою любовь
В сиянии зари весенней!
Как мать, меня благослови
На подвиг твой многострадальный
И сердце приобщи любви,
Любви весенней и Пасхальной.
VI. «Весь день я просидел прилежно…»[67]
Весь день я просидел прилежно,
И остается десять строк.
Страницей Тацита небрежно
Играет легкий ветерок.
Окрестности Пасхальным звоном
Наполнены… Кой-где трава
Желтеет нежно. Над балконом
Безоблачная синева.
Но леса бледные верхушки
Порозовели. Недалек
Конец трудов, и на опушке
Твой розовый мелькнул платок.
VII. СОНЕТ («Язвящий яд смертельного потира…»)[68]
Язвящий яд смертельного потира
В тебя проник. И с каждым днем белей
Ты становилась, цвет родных полей,
Где тень твоя теперь блуждает сиро.
Твой голос пел, как золотая лира,
В лампаде сердца иссякал елей,
И срок пришел… Благоуханно тлей,
Твое чело увили мирты мира.
Твой сладкий гроб зарыт в глуши лесной…
Там свечи трав затеплятся весной.
И фимиам фиалок синезрачных
Вздохнет о мертвой о голубой дуброве,
И будет тишь и рай небес прозрачных,
Где ты уснула в розовом покрове.
VIII.ВОЗВРАЩЕНИЕ ВЕСНЫ[69]
На проталине весенней
Сладко пахнут сушь и прель,
Дружный с ласковым Эротом,
Как дитя, в дубравной сени
Улыбается апрель.
вернуться
«Тают тайные печали…» (с. 167). В. 1907. № 8. С. 13–14. Елей — оливковое масло, употребляемое для лампад и для помазания при крещении, в большие церковные праздники и в Таинстве Елеосвящения, означает благодать примирения, исцеления и оживления.
вернуться
«Охотно в келье молчаливой…» (с. 168). Посвящение — Сергей Нилович Попов, двоюродный брат Соловьева по линии отца, сын старшей сестры М. С. Соловьева Веры Сергеевны. Прозаик, поэт, «…этот молодой человек отличался совершенно исключительной добротой, доходящей до самопожертвования», «всего больше… любил природу» (Воспоминания. С. 188).
вернуться
«Присев на ветхое крыльцо…» (с. 169). Благовест — колокольный звон к началу службы.
вернуться
«Весь день я просидел прилежно…» (с. 170). Тацит (ок. 58-117) — римский историк. Главные труды — «Анналы» и «История» в 14 книгах (сохр. 1–4 и начало 5-ой), а также очерк о религии, общественном устройстве и быте др. германцев («Германия»).
вернуться
Сонет (с. 171). Мирт — род вечнозеленых кустарников и деревьев. Листья и другие его части содержат эфирное масло, плоды — пряность.
вернуться
Возвращение весны (с. 172). В. 1908. № 8. С. 7–8, №. 1 в цикле «Сельская цевница». Зегзица — кукушка.