Любят, сгорают. Восторги — взаимны.
Бледные руки, скользящие сны.
Гимны Христу, непостижные гимны!
Звезды. Моления. Шепот волны.
Возле органа Святая Цецилия,
— Вся осиянна —
Божия лилия!
Струны взывают.
Белые руки
С клавишей зыбких срывают
Тихие звуки.
Звуки — нежны и сладки.
В сиянье воздушного диска,
Волосы — черны и гладки —
На лоб опущены низко.
К груди приколота,
Роза вздыхает.
Искра золота
На стене потухает.
Бледного света
Тени — неверней.
Благовест где-то…
Звон вечерний.
XI. ПРЕСВЯТАЯ ДЕВА И БЕРНАРД[12]
Он за город ушел, где дороги
Был крутой поворот.
Взоры монаха — молитвенно строги.
Медленно солнце спадало с прозрачных высот,
И молиться он стал, на колени упал, и в фигуре
Были смиренье, молитва. А воздух — прозрачен и пуст.
Лишь над обрывом скалы в побледневшей лазури
Зыбкой листвой трепетал засыпающий куст.
Воздух пронзали деревьев сребристые прутья.
Горы волнами терялись, и вечер, вздыхая, сгорал.
Знал он, что встретит сегодня Ее на распутье…
Благовест дальний в прозрачной тиши умирал.
Шагом неспешным прошла, и задумчиво кротки
Были глаза голубые, и уст улыбался коралл.
Пав на колени, он замер, и старые четки
Всё еще бледной рукой своей перебирал.
Осененная цветом миндальным,
Стояла одна у холма.
Замер благовест в городе дальнем…
Ты ль — Мария, Мария сама?
Никого. Только золотом блещет
На закате пустая даль.
Веет ветер, и дерево плещет,
Беззвучно роняя миндаль.
1906
В кротких лучей вечереющем блеске,
Мнится, тебя я уж видел когда-то.
Где, я не помню. Быть может, на фреске,
Там, где блаженных рисует Беато.
Ласковый образ, являвшийся в детстве,
Кроткая весть о кончине безбурной
И о могиле — приюте от бедствий —
Там, где мой ангел склонится над урной.
Образ, пред коим молились монахи,
Где под секирою острой солдата
С тихой молитвой почила на плахе
Чистая дева, святая Агата.
Праведных взор говорит терпеливый:
Да, исполняем Господний глагол мы.
Келья ютится под синей оливой,
В небо уходят волнистые холмы.
Перед святыми дрожат василиски,
Злые ехидны ползут за утесы.
Дев непорочных отчетливы диски,
Вьются под золотом темные косы.
Страсти земной непричастные лица.
Свет золотистый сияние сыпет.
В мраке провозит святая ослица
Божию Матерь с младенцем в Египет.
Круглые пальмы синеют по скалам;
Реют пернатые, пестрые птицы.
Дева, хитоном одетая алым,
Смотрит на небо, поднявши ресницы.
Рыцарь — монах, что закован в железо;
Узкий ручей, меж холмами текущий.
Иноков ясных святая трапеза,
Праздник любви под зеленою кущей.
В кротких лучей вечереющем блеске,
Мнится, тебя я уж видел когда-то.
Где, я не помню. Быть может, на фреске,
Там, где блаженных рисует Беато.
Три дня подряд господствовала вьюга,
И всё утихло в предвечерний час.
Теплом повеяло приветно с юга,
И голубой и ласковый атлас
Мне улыбнулся там, за леса краем,
Как взор лазурный серафимских глаз.
И я стою перед разверстым раем,
Где скорби все навек разрешены.
Стою один, овеян и лобзаем
вернуться
Святая Цецилия (с. 29). Святая Цецилия (II или III в.) — христианская мученица, широко почитаемая в Западной церкви. Покровительница музыки и музыкантов, в 1584 стала патронессой Академии музыки. Среди атрибутов Св. Цецилии — арфа, орган и венец из лилий и роз.
вернуться
Пресвятая Дева и Бернард (с. 30). Посвящение — Иван Сергеевич Щукин, сын фабриканта и известного коллекционера живописи С. И. Щукина, друг Соловьева.
вернуться
Свете тихий! (с. 31). Святая Агата (ок. III в.) — легендарная христианская святая и великомученица. Василиск — мифическое животное, способное убивать взглядом или дыханием; служит живой метафорой дьявола. Ехидна — мифологическое существо, полуженщина-полузмея.