Снова становишься мира невольником…
Дыма взвиваются сизые клубы.
Там журавлей, что летят треугольником,
Зычно раздались призывные трубы.
IV. ПОСЛЕДНЯЯ РОЗА[18]
Холодны зори, и осень победнее.
Желтых лесов опустелые сени…
Ночью холодною роза последняя
Дышит и слушает ветер осенний.
Чахлый кустарник, без устали зыблемый…
Гибель предчувствуя, стонут дубравы,
Стонут, Взывают: погибли, погибли мы!
В тусклом сиянии — серые травы.
Носятся дымные тучи несметные,
Саваном призрачным месяц облекши.
Мира усталого жалоба тщетная…
Радости память, бесследно протекшей.
V. НА БАЛКОНЕ
Сладостно мир умирает.
Здесь, на балконе пустом,
Ветер холодный играет
Мертвым листом.
Лес — неподвижен и мутен,
Серая мша — над рекой.
Призрак любви… он — минутен!
Вечен вселенной покой.
Жизни, стремлений не нужно.
Вечер. Синё и темно.
Ветер, что с жалобой вьюжной
Бьешься в пустое окно?
VI. СЕРЫЙ ДЕНЬ
Падают сгнившие желуди.
Поле готово отцвестъ.
Ветер о снеге и холоде
Начал ненастную весть.
Влагой наполнено до края
Белое небо вверху;
Зелень — беспомощно мокрая,
Листья желтеют на мху.
Ветер, довольно! суровую,
Бурную силу ослабь!
Пруда поверхность свинцовую
Морщит ненастная рябь.
VII.ПЕЧАЛЬ
Истомился я долгою мукой,
Но душа не вконец сожжена.
Убаюкай меня, убаюкай,
Голубых вечеров тишина!
Я тихонько иду по оврагу,
И с лазурью роднится душа.
Под ногою от каждого шагу
Просыпаются листья, шурша.
Нет, весеннего счастья не надо!
Сердце, вечер с покорностью встреть,
Чтоб в безмолвье опавшего сада,
Как заря, на заре, умереть.
VIII. У ПРУДА[19]
Еще за ночь с оранжевого клена
Упало несколько листков,
Холодная лазурь — прозрачна, углубленна
Без туч и облаков.
Дорогу преградя, с березы ветка свисла,
В осенней золотой парче.
Ты шла; и зыблилось, и пело коромысло
На девственном плече.
Вот пруд заискрился, и золотой, и синий,
Волнами жидкого свинца.
Коснулся тихий луч, скользнувши по рябине,
До твоего лица.
И для меня слились в священную прощальность
И ты, и облетавший лес,
И переливы струй, и голубая дальность
Безоблачных небес.
IX. УСПОКОЕННОСТЬ
Сохнут дорожные рытвины,
Кротким лучом осиянны,
Выси — лазурно-молитвенны;
Травы лугов — безуханны,
Осень бесстрастною ласкою
Сердце ласкает влюбленно.
Над опустелой терраскою —
Шелест златистого клена.
Чем эта ясность безбурная,
Чем этот вечер заслужен?
Небо — такое лазурное,
Облак — так нежно жемчужен.
Радость лазурной невинности
В душу вливается свыше
В этой священной пустынности,
В блеске осенних-затиший.
Вижу у пруда заглохшего
В золоте рдяную кисть я:
С дерева, грустно засохшего,
На воду сыпятся листья.
Небо — омытей, увлаженней.
Лес не шелохнет верхушки.
Дров серебристые сажени
Сложены вдоль по опушке.
Греются — бедные — спилены —
В ласке святых поднебесий.
Троп озлащенных извилины
В мертвом теряются лесе.
Лейся же, ласка целящая!
Мир безболезненно вянет.
Осень, забвенье сулящая,
Осень меня не обманет.
вернуться
19
У пруда (с. 47). Дедовский пруд неоднократно упоминается Соловьевым в произведениях разных лет как яркая примета «родного пепелища», «родового гнезда» Коваленских. «Старый пруд» озаглавлена неизданная поэма (1916), посвященная А. Г. Коваленской (РГБ. Ф. 696. Карт. 1. Ед. хр. 9).