Пребывание Антиоха Кантемира во Франции оказало сильное воздействие на развитие русской темы во французской литературе. В этом отношении показательны связи русского писателя-просветителя с французским драматургом Пьером Мораном (1701–1757), автором трагедии «Меншиков».
История создания этой трагедии раскрывается в письме П. Морана к А. Кантемиру от 13 января 1739 года.[2] Трагедия «Меншиков» была написана, поставлена на сцене одного из парижских театров и издана в 1739 году в Гааге при самом непосредственном участии А. Кантемира.
«Меншиков» положил начало героической трактовке образа Петра I во французской литературе и драматургии. Под сильным воздействием этой пьесы была написана в 1767 году трагедия «Амилка, или Петр Великий» Дора и ряд других произведений французской литературы XVIII века, унаследовавших от пьесы П. Морана трактовку Петра I как «просвещенного монарха».
В письме П. Морана к А. Кантемиру от 13 января 1739 года упоминается в качестве лица, хорошо известного адресату, Луиджи Риккобони.
Знаменитый итальянский артист Луиджи Риккобони (1677–1753) возглавлял на протяжении многих лет (1716–1729) театр итальянской комедии в Париже. Воспитанная на традициях национальной «комедии дель’арте», труппа Л. Риккобони по приезде в Париж сблизилась с жизнью французского театра и с течением времени стала играть на французском языке. Французской классицистической трагедии театр Риккобони противопоставил особую, опиравшуюся на искусство жеста и мимики технику игры и новый репертуар, представлявший будничную жизнь средних классов общества. Труппа Риккобони создала, в частности, широкую известность комедиям Мариво, подготовившим почву для возникновения просветительской драматургии.
В 30-е годы XVIII века Луиджи Риккобони создал ряд трудов по истории театра («Исторические и критические рассуждения о различных театрах Европы», «История итальянского театра» и др.), получивших широкую известность и оказавших, в частности, заметное воздействие на эстетические взгляды молодого Лессинга. В 1742 году Риккобони закончил работу над новой книгой «О реформе театра», которая была издана на французском языке в Париже в 1743 году. Этот труд, очевидно по совету А. Кантемира, автор решил посвятить русской императрице. Написанное Л. Риккобони посвящение было отправлено А. Кантемиром 20 июня (1 июля) 1742 года через Лестока русскому двору.[1]
Посвящение представляло собой проект учреждения в России театра на тех началах, которые излагались в книге. Естественно предполагать поэтому, что А. Кантемир, принимавший участие в издании книги Риккобони и так настойчиво добивавшийся согласия русской императрицы на напечатание этого посвящения-проекта, во многом разделял театральные взгляды Луиджи Риккобони.
Проект театральной реформы Л. Риккобони предвосхищал собой знаменитое «Письмо к д’Аламберу о зрелищах» (1758) Жан-Жака Руссо, равно как и драматические теории Дидро, Мерсье и Ретиф де ла Бретона. Проект заключал в себе смелую критику французского аристократического театра с позиций третьего сословия, выступавшего против изнеженного и аморального дворянского искусства. «Театр, — провозглашал Риккобони, — должен внушать отвращение к пороку и развивать вкус к добродетели тем людям, которые не ходят в иную школу, как только в театр, и которые без наставлений, получаемых ими там, весь век свой не знали бы о своих недостатках и не подумали бы вовсе об их искоренении».[2]
Дружеские отношения существовали также у Антиоха Кантемира и с французским драматургом Пьером-Клодом Нивелль де ла Шоссе (1692–1754).[1] Важно отметить при этом, что основоположник французской «слезливой» комедии Нивелль де ла Шоссе, так же как и Л. Риккобони, прокладывал путь новому, третьесословному театру.
Роль посредника в сношениях между С.-Петербургской и Парижской Академиями наук, которую добровольно взял на себя Антиох Кантемир, способствовала возникновению его связей с парижской ученой средой. Особенно тесными были связи Кантемира с французским математиком и натуралистом Пьером-Луи Мопертюи. Были у Кантемира знакомства и в парижских аристократических кругах. Однако культура салонов, высшего света и двора, как это показывает переписка Кантемира, не только его не привлекала, но даже тяготила.
Служебное положение обязывало А. Кантемира участвовать в светской и придворной жизни, но настоящую внутреннюю привязанность он испытывал лишь к небольшому кругу своих парижских друзей, одинаково с ним мысливших или одинаково воспринимавших искусство.
2
Государственная Публичная библиотека им. M. E. Салтыкова-Щедрина. Собрание автографов П. П. Дубровского, т. 139, лл. 159–160.
1
См. М. П. Алексеев. Монтескье и Кантемир. — «Вестник Ленинградского университета», 1955, № 6, стр. 74.