Пальцы обоих начали слетаться вместе как путина, восставший мертвец начал напирать на ещё живого учёного, тот же в свою очередь пытался вырваться из хватки существа. Холодное пламя, окутавшее скелета, было отчетливо видно в темноте, но де освещала ничего вокруг, Роттенхаус не отводил глаз от пустых глазниц. Приложив большие усилия правая рука мужчины с жуткой болью освободилась, самообладание вернулось к профессору. Попытка отбежать от могилы к палатке не удалась, левая ладонь всё ещё была будто пришита к призрачному еретику. Чувствовалось, что скоро ему оторвет пальцы с мясом.
Профессор достал зажигалку из кармана, и поднес язык рыжего пламени к своей левой руке, которую в замке держит левая рука Хосе Рамоса. Пальцы начали отлипать один за одним, от мезинца до указательного. Большой же палец руки намертво примагнитился к полупрозрачной неизвестной материи, внутри которой по идее должен быть большой палец скелета.
Не чувствующий от адреналина адскую боль Рэдмонд хриплым голосом произнес:
– Я знаю, чего ты хочешь, но ещё я знаю, чего ты боишься!
После чего снял с пояса бутылек с керосином и метко бросил его в лампу, чья верхушка была видна в открытой палатке. После звона стекла ночлег экспедиции озарил округу желтой вспышкой, а затем превратился в большой костер. Призрак отступил назад, а профессор не оглядываясь побежал в сторону, откуда от прибыл в это гиблое место. Не смотря не молодой возраст Роттенхаус пробежал несколько километров, прежде чем выдохнувшись упасть на землю и взвыть от боли.
Взяв себя в руки, профессор использовал весь свой карманный набор медикаментов: Перевязал частично ладони бинтом и проглотил две таблетки аспирина, из-за которых чуть не подавился, поскольку флагу с водой потерял при бегстве. Каким-то чудом, боясь каждой ящерицы под ногами, учёный добрался до цивилизации. Поскольку вся экспедиция была не вполне законной, то он не стал делиться подробностями с кем-либо в Мурсии. Поделиться всеми жуткими мыслями, что хранил разум Рэдмонда, нужно было сначала с проверенным человеком, который может быть лишь на Британских Островах.
Через несколько недель на пороге дома в британском Ноттингеме загорелый и перебинтованный врачом старик с седыми усами, в котором еле узнавался профессор теологии Рэдмон Роттенхаус разговаривал с гладковыбритым мужчиной средних лет. Мужчина слушал путника с выпученными глазами и всё сильнее сжимал крестик в руке. Рэдмонд пересказал всё, что происходило в Испании и закончил упрёком к своему собеседнику:
– Мэтью Хант! Если бы ты не исчез прямо перед началом экспедиции, наш успех в подтверждении истории Хосе Федерико Рамоса не омрачился бы смертью идиота Герберта Харланда!
– Не нудно так орать. Я никуда не пропадал, в тот день на этот самый порог пришел Герберт и заявил, что экспедиция переносится. – спокойно парировал обвинения Хант – И почему это он идиот? Не будьте столь критичны к погибшему.
– По двум причинам – произносил профессор и не думая понижать тон – первая: потому что высвободил этого духа. Вторая, главная: потому что я сказал купить огнестойкую палатку, а эта палатка вспыхнула как факел! Мы рисковали каждый раз используя лампу!
– Но ведь по вашему же рассказу, как раз это обстоятельство и спасло вас. Да и раз вы решили опрокинуть лампу, значит знали, что палатка вспыхнет…
– Просто я очень находчивый! Но в чем-то ты прав. – наконец успокоившись Роттенхаус взглянул на часы – Ну ладно мне пора.
– Рэдмонд, вам бы отлеживаться, а не бегать по королевству. Да и вы только пришли, посидели бы у меня, попили бы чаю. Куда вы собираетесь?
– В университет, конечно. Я пришел сначала к тебе, чтобы прорепетировать рассказ, да и ты все равно часть экспедиции и должен знать. А теперь я сяду на поезд и докажу этим выскочкам… в чём они ошибались, то есть во всём!
После этих бодрых слов профессор прихрамывая пошел в сторону вокзала. Хант долго смотрел ему вслед, а потом ушел к себе в кабинет и засел над своим дневником.
Он хорошо знал Роттенхауса и мог предугадать, что в ближайший месяц в научном обществе Великобритании будут греметь дискуссии. Так оно произошло, во всех исторических и религиозных кругах Англии, куда мог добраться Рэдмонд, стали обсуждать его новые заявления. Но к сожалению, как для Ханта, так и для Роттенхауса, центральным вопросом этих дискуссий были не детали жизни и воскрешения испанца Рамоса, хотя эта тема тоже поднималась, но косвенно. Основной вопрос звучал так: По какой именно причине бедняга Рэдмонд Роттенхаус сошел с ума.