Мы уселись на коврик, который принес и расстелил Джейс.
– С прошедшим днем рождения, Светлячок! – Джейсон протягивает небольшую коробочку, перевязанную шикарным сиреневым бантом.
– Спасибо! Но, прошу, хватит называть меня детским прозвищем. Я уже и родителей попросила об этом.
– Оно тебе подходит, – с мягкой улыбкой возражает он.
Передергиваю плечами, с нетерпением развязываю бант и открываю коробочку. В ней аккуратно сложенная шаль из тонкого голубого шифона. Прозрачная, невесомая и очень красивая.
Довольная подарком, я оборачиваю шаль вокруг шеи и вскидываю глаза на дарителя. Джейсон насмешливо усмехается, наверное, снова подумав, что я веду себя как ребенок. Я вздыхаю: тяжело меняться.
И думаю о том, что Джейсон подарил мне взрослый подарок. Раньше он дарил что-нибудь сделанное своими руками: вырезанные из дерева свистульки, шкатулки, украшения. Те подарки мне больше нравились, потому что Джейсон вкладывал в них частичку себя, но я промолчала – пора взрослеть.
Смотрю, как Джейсон достает из корзины, которую я чудом не перевернула, хлеб, сыр, огурцы, помидоры, бутылку кваса. Он раскладывает продукты, разливает квас по стаканам и делает бутерброды. И все это в торжественном молчании. Изредка Джейсон исподтишка бросает на меня взгляды, я улыбаюсь в ответ.
Наблюдаю, как аккуратно он нарезает помидоры, огурцы и сыр, как потом все это красиво раскладывает на хлеб. На пикнике у озера, которое находится на границе наших поместий, всегда Джейс ухаживает за мной.
Он приносит эту корзину и сам делает бутерброды. Это наша давняя традиция.
Наконец, Джейсон торжественно передает бутерброд, а я, не выдерживая, довольно хихикаю:
– Ты такой серьезный, как будто накрываешь стол для императрицы.
– Не для императрицы, а для друга, по которому соскучился, – с теплой улыбкой произносит Джейс.
Нехорошо кольнуло сердце: друга? Просто друга? Но… Как же?
– Я тоже соскучился, Лори. Честно говоря, только увидев тебя, понял, как мне тебя не хватало все эти месяцы. Ты такая живая, искренняя, жизнерадостная.
Джейсон нежно накрывает своей рукой мою, в которую вложил приготовленный бутерброд, слегка пожал кисть и отпустил.
– Интересно, как ты будешь себя вести, когда мы станем женихом и невестой? – с любопытством спрашиваю, с удовольствием откусывая бутерброд.
Прищурившись, вскидываю взгляд на Джейсона, хочу сказать, как же вкусно… и давлюсь от его заледеневшего лица. Кусок застревает в горле, и я кашляю. Джейсон стучит меня по спине и цедит недовольно:
– Большей глупости наши родители не могли придумать.
– Глупости? – изумленно переспрашиваю сквозь кашель.
Джейс хмурится и смотрит на озеро. Молча откусывает от бутерброда, зло и очень тщательно пережевывает.
– Почему ты не остановила их, Лори? – его тон холоден. – Не сказала, какой это бред?
– Бред? – глупо повторяю за Джейсом. От кашля я раскраснелась, и он не заметил, что от возмущения я вспыхиваю. – Мы всегда хотели с тобой пожениться! Всю жизнь!
Я ничего не понимаю.
Что происходит?!
– Мне исполнилось шестнадцать. Родители, как и обещали, решили устроить помолвку!
– Мы хотели пожениться с четырех лет, – скептически смотрит на меня Джейс. – Потом, когда тебе было десять, мы даже сыграли свадьбу и всем говорили, что мы муж и жена. Обменялись деревянными брачными браслетами, – он хмыкает насмешливо и обидно.
– Когда мне было двенадцать, а тебе четырнадцать, мы сделали надрезы на запястьях и поклялись перед лицом Пресветлой Богини Матери друг другу в вечной любви, – шепчу я, сжимая рукой запястье со шрамом.
Боюсь вдохнуть глубоко. Не хватает дыхания – предчувствие чего-то ужасного и неотвратимого охватывает меня.
– Это было давно, Лори. Столько времени прошло. Мы были детьми. А они подумали, что у нас всерьез, – бурчит Джейсон без улыбки. Раздраженно. Недовольно.
– Конечно всерьез! – запальчиво кричу. – Ты… – Перехватывает дыхание от ужасной догадки. – Ты не хочешь… – запинаюсь, – нашей помолвки? Не хочешь жениться на мне? – ошарашенно смотрю на Джейса.
– А ты хочешь? По-настоящему? – Он резко поворачивается, заглядывает в глаза. – Ты действительно хочешь, чтобы мы поженились не по всяким детским несуразным обрядам, а по-взрослому, с подписанием договора или в храме Зардана?
Смотрю в родные глаза и думаю, что схожу с ума или мне снится кошмар. Но, к сожалению, я не сплю.
Что он говорит?
Зачем?
Может, если это не сон, у меня солнечный удар, я лежу в обмороке и мне все кажется? И это серьезное нахмуренное лицо, и эти ужасные слова? Иначе чем еще объяснить эти вопросы?