Данте в «Божественной комедии» сначала низвергается в бездну (в ад), затем поднимается в гору (чистилище). Чем ближе к вершине горы, тем сильнее герой становится и тем легче ему идти. Затем, к своему изумлению, он обнаруживает, что взмывает вверх. Летит. Вот что бывает, когда разболтавшиеся, разладившиеся детали человеческой жизни встают на место и достигается цельность. Полет для Данте – метафора жизни с ощущением полной свободы, и это буквально небесное блаженство.
Каждый раз, когда я летаю самолетами, даже если возникают какие-то сложности и задержки, у меня захватывает дух, когда самолет отрывается от земли. Меня поражает, что эта огромная машина может подняться в воздух и преспокойно пролететь тысячи миль, целая и невредимая. Точно такое же ощущение возникает у меня, когда я наблюдаю, как люди достигают цельности и отправляются в полет, каждый по-своему, обретая цель, любовь и успех. День ото дня я восхищаюсь тем, как прекрасно это получилось у меня самой. Просто ослепительное, невероятное чудо.
Но ведь это никакое не чудо, просто физика.
Итак, если вы готовы – даже если вам просто немного любопытно, – проверьте, надежно ли пристегнут ремень, и уберите свой эмоциональный багаж под кресло впереди. Путь цельности приведет вас на такие высоты счастья, о каких вы не догадывались даже в самых смелых мечтах. Вы купили билет, получили посадочный талон и заняли свое место. Полетели.
Этап первый
Сумрачный лес Глава первая
Заблудившиеся в лесу
«Божественная комедия», как и многие самые увлекательные приключенческие истории, начинается с кульминации. «Земную жизнь пройдя до половины, я заблудился в сумрачном лесу, – пишет Данте, – утратив правый путь во тьме долины»[1].
Как он забрел в этот лес, чем занимался, когда сбился с пути, далеко ли успел зайти, он не упоминает. Все эти сведения туманны в буквальном смысле слова. Единственное, что Данте знает наверняка, – что он остался один, брошен на произвол судьбы и совершенно растерян.
Каждому из нас знакомо ощущение, что мы сбились пути – с жизненного пути. Оно настигает нас рано или поздно. Мы много лет проработали на одном месте, пробыли в отношениях с одним человеком, прожили в одном городе – и вдруг понимаем, что все какое-то… неправильное. Что именно неправильно и как это получилось, для нас, как и для Данте, остается в тумане. Но вот настает затишье – мы наконец-то отправили детей в школу, или подняли голову от рабочего стола и обнаружили, что все уже разошлись по домам, или едва опомнились после безобразного скандала с человеком, которого считали любовью всей жизни, – и мы смотрим в пустоту и думаем: «Чем я занимаюсь? Что это за место? Как меня угораздило сюда попасть? Все должно было быть не так!» В таком состоянии ко мне обычно и обращаются.
Мне бессчетное множество раз приходилось проводить первые сессии с клиентами, которые настолько огорошены собственной неудовлетворенностью, что не могут даже подыскать для нее подходящие слова. Они, запинаясь, признаются: «Знать бы, какая у меня цель в жизни», «Все говорят, надо жить страстями, а какая страсть у меня? Понятия не имею», «Я думал, что много работать и обеспечивать семью – это правильно, но теперь в душе пусто».
У многих таких людей уже клиническая депрессия или соматические болезни. Но в основном они просто заблудились.
Самая частая причина подобных чувств – когда занимаешься тем, «что положено».
Мы учимся у культуры, как полагается вести себя хорошему человеку, и так себя и ведем. За это мы ждем обещанных наград – счастья, здоровья, процветания, настоящей любви, непоколебимой самооценки. Но задачка не сходится. Мы делаем все, что можем, чтобы быть хорошими, но не чувствуем себя хорошо. В растерянности мы делаем вывод, что мало стараемся или делаем что-то не так. Но чем сильнее мы напрягаемся, чтобы найти путь к хорошему самочувствию, тем хуже себя чувствуем.
Я работала со многими клиентами, которые зашли в сумрачный лес так далеко, что уже ничего другого не помнили. К тому времени, когда они пришли ко мне, они уже окончательно перестали понимать, где находятся. Джим, врач, которому было настолько отвратительно прикасаться к людям, что пришлось закрыть практику. Эвелин, редактор журнала, которая дома читала запоем, а на работе была не в состоянии осмыслить коротенький абзац. Фрэн, любящая мать четверых детей, которая до того часто забывала о школьных мероприятиях и днях рождения, куда приглашали ее детей, что семья жила, словно загнанный табун лошадей, – издерганная и нервная. Никто из них не был душевнобольным – просто заблудился в туманной полумгле.