А в целом довольно симпатичная такая девчушка, лет семнадцати, может только чуть излишне высокая и худая, но общий вид это не портило.
– Маша, ты у нас просто красавица, – серьёзно сказал я. Ну, а как вы хотели? Чтобы я это весело сказал? – Хвалю за удачно подобранный образ.
– Хороша девка, – подтвердил Михалыч. – Эх, где мои семнадцать лет?
– А где твои семнадцать лет, деда?
Михалыч задумался и глаза его обратились к небу, унося в воспоминания юности:
– Аккурат в Голландиях, я как раз науки постигал там.
– В академии? – хмыкнул я.
– В академии, внучек, в академии, – и Михалыч сделал жест рукой, будто открывал ключом замок.
А, понятно. Надо будет потом порасспрашивать его, жутко интересно. А сейчас нам действительно пора.
Подбежал Калымдай, козырнул, доложил о том, что новостей никаких нет и поторопил:
– Поспешать надо. Неизвестно когда милиция на допрос Карабуха потащит.
– Уже выходим.
– Хорошо, я сейчас последние распоряжения отдам и присоединюсь.
– Так ты с нами? Замечательно.
Калымдай, действительно, очень быстро вернулся, а я сидел и размышлял:
– Вчетвером это даже лучше. Жаль только, связи нет. Я бы с рацией побегал бы с удовольствием.
– Срация? Живот прихватило что ли, внучек?
– Тьфу, ты, Михалыч! Рация – это такой прибор, по которому на далеком расстоянии разговаривать друг с другом можно.
– Говорушка, что ли?
– Ну, да, говорить.
Дед махнул рукой и закопошился в своём безразмерном кошеле, потом вытащил пузырёк с какой-то темной жидкостью и показал мне.
– Самогон? Яд? Виагра?
– Хренагра! – Рассердился Михалыч. – Зелье колдовское, чтобы говорушку сделать. Капаешь капельку на что-нибудь, вот, хотя бы на булавку, потом на другую и разговаривай хоть до утра.
– Да, ладно. Серьёзно, что ли?
– Нет, шуточки я тут с тобой шучу, – всё еще сердито проворчал дед.
– Ладно, деда, извини. Я же ваших этих штучек не знаю. А сваргань нам по булавке на каждого. Можно так?
– Отчего ж нельзя, можно, – дед опять порылся в кошеле, вытащил четыре булавки, потом, с величайшей осторожностью откупорил пузырёк и капнул на каждую головку. – Держи.
Я выдал по булавке Маше и Калымдаю, а свою воткнул в воротник рубахи.
– А как ими пользоваться?
– Сжимаешь пальцами и говоришь имя, с кем поговорить надобность есть. А если тебя окликнут, то тоже сожми и говори.
Я тут же сжал булавку:
– Маша.
Маша вздрогнула и тоже, сжав свою булавку, сказала:
– Ну?
Теперь я вздрогнул. Это её «ну» прозвучало прямо в голове.
– Ух, ты, класс! Это что, никто голоса не слышит, только я?
– Точно, внучек, – дед уже успокоился. – Только сам говори не в людном месте, а то за блаженного примут.
Вещь! Блютуз-гарнитура для телефона, отдыхает.
– Отлично. Ну, что, пошли?
И мы пошли.
Шли, шли, шли…
Ладно бы просто шли, а то приходилось пробираться через поваленные деревья да овраги чуть ли не доверху заросшие колючим кустарником. Деревья еще эти на каждом шагу… Нет, я всё-таки исключительно городской житель и всю эту природу предпочитаю наблюдать через экран монитора.
Закончился наконец-то лес и вышли мы на дорогу к Лукошкино. Далеко, знаете, не трасса Москва – Санкт-Петербург. Хорошо, дождя давно не было. Зато пыли много.
Это я так, ворчу от нервов. Скоро же город, мало того, еще и враждебный по факту, вот меня немного и колотит.
Калымдай личину свою сменил и стал выглядеть самым обычным мужиком лет сорока. Не оборванец какой, но и богатым не назвать. То, что нужно. А тут еще телега вдалеке загрохотала. Какой-то крестьянин по своей надобности в город ехал, вот и нас согласился подбросить за пару медных грошиков, что Калымдай ему выдал.
Другое дело. Ездить я больше люблю, чем пешком ходить.
Тут, после очередного поворота, лес сбоку отступил. Телега, скрипя, вскарабкалась на небольшую горку и перед нами, как на ладони открылся город. Я залюбовался и вся моя ворчливость разом исчезла.
Натуральный такой город, как на картинке в учебнике истории. Белые каменные стены, а из-за них выглядывают колокольни, макушки церквей, кое-где даже крыши домов, хотя в основном Лукошкино состояло из одноэтажных изб. Но, красиво. Умиротворяюще так, сказочно, мирно. А мы туда едем этот мир разрушить. До основанья, а затем… Пардон, это из другой оперы.
Въехали мы, в общем, в город через распахнутые ворота, которые, тем не менее, охраняли с десяток стрельцов с пищалями и бердышами. Слезли с телеги и дальше уже пешочком потопали. Город, по моим меркам не большой, тысяч на тридцать жителей и поперек его за час запросто, думаю, пройти можно. Вот мы и пошли. Улицы тут, прямо скажем, не проспекты, а уж после дождя, что должно твориться и представить страшно. Хотя, кое-где вдоль домов были проложены деревянные тротуары.