Президент смотрел на меня так, словно не знал, что со мной делать. Я с ужасом осознал, что стал врагом двух могущественных людей. Я хотел продать одного другому за двадцать тысяч долларов, а теперь, скорее всего, подписал себе приговор.
Как же будут без меня мои девочки? – даже промелькнула мысль в моей бедной голове. – Они же умрут с голоду…
Но тут президент велел мне изложить схемы, по которым финдиректор уводил деньги в тень. Я взял лист бумаги, начертил.
«И какова же сумма, по-вашему, за прошлый год?» – спросил президент, заинтересованный.
Когда я назвал цифру и увидел реакцию президента, то понял, что у меня появился шанс остаться в живых.
Финдиректор крал много более того, что ему дозволялось.
Я вышел из кабинета президента в первом часу ночи, в моём портфеле лежали двадцать тысяч долларов.
Дома я вывалил деньги на кухонный стол.
«Как тебе это удалось?» – спросила жена.
«Я был у президента», – начал я.
Но закончить не сумел, потому что жена расхохоталась и сказала:
«Неужели он трахнул тебе за двадцать штук?»
Она смотрела на меня и не могла удержаться от смеха. Я стоял посреди кухни, что-то горячее набухало у меня в груди.
Но я ничего не сказал, ушёл спать.
Под утро жена пришла ко мне. Впервые за полгода. Она позволила любить себя. И это было так сладко, что забывалась цена – предательство финдиректора за двадцать тысяч долларов и оскорбительный смех жены.
Но вскоре после того, как деньги были заплачены, а дочка уехала в Лондон, – всё пришло в норму. То есть, мы жили каждый сам по себе. Она так же встречала меня на кухне, докуривала сигарету и молча уходила.
Она продолжала работать в музее, а как проводила остальное время жизни – знал один только бог.
Конечно, мне тоже хотелось знать. Но как?
Не следить же за ней.
Эта мысль, – насчет того, чтобы выследить жену, – промелькнула у меня в голове и, казалось бы, – пропала.
Тогда мне и в страшном сне не могло привидеться, что я мог бы решиться следить за ней.
Однажды наш безопасник, шеф службы безопасности, со смехом рассказал мне, как его приятель, частный детектив, зарабатывает деньги слежкой за неверными супругами.
Мне показалось это забавным. Кто бы мог подумать, что мы в России так быстро догоняем Европу с Америкой.
Затем случился этот эпизод с приходом жены к нам в офис.
Захожу я однажды в приёмную, а секретарша так странно на меня смотрит и врёт. Дескать, президент занят.
К этому времени я уже был свой человек в приёмной и мог являться к президенту в любое время.
Финдиректор, бывший мой шеф, исчез. Безопасник намекал мне, что они с президентом сильно повздорили и разошлись. Я навсегда запомнил, как шеф взглянул на меня в последний раз. Посмотрел так, словно хотел разглядеть что-то, непонятное ему. Посмотрел, отвернулся – и больше я его не видел.
Затем месяц-другой я жил, ощущая себя мишенью. Выходишь утром из подъезда на свет божий – и чувствуешь себя пупом земли, эдаким гигантом, на котором сошлись все взгляды и прицелы. В офисе забудешься, подойдешь к окну – и вдруг отпрянешь, вспомнив, – и ноги слабеют, надо присесть.
В такие минуты невольно приходят в голову воображаемые картины собственных похорон. Вот я лежу в гробу, дочь прилетела из Лондона. Они, девочки, стоят у гроба, жена в черно-траурном, вся словно каменная, но – ни слезинки, ни крика. Тут и президент, и безопасник, и откуда-то – внимательный взгляд бывшего шефа…
Убрав финдиректора, президент другого не взял, стал работать напрямую со мной. Зарплата моя стала втрое больше.
Мы сошлись с безопасником. Бывший полковник КГБ, он был мужик неплохой, я консультировал его по всем финансовым вопросам. Мы стали жить душа в душу.
Как-то раз он позвал меня в баню, то есть в сауну. По дороге мы остановились на Садовой, возле темной подворотни. Подскочила тётка, по её знаку из подворотни выступили девушки. Их было с десяток, от маленькой, похожей на семиклассницу, до дылды под сто девяносто. Они стояли перед нами, переминались, и выглядели скорей испуганными, нежели развязными.
Безопасник подмигнул мне: выбирай. Одна из девушек, пухленькая, делала мне знаки своими живыми тёмными глазами, и я поспешно кивнул ей. Безопасник выбрал дылду.
Баня, то есть сауна, оказалась такой, что в ней уместились бы на помывке все работники нашей фирмы. Там предусмотрели даже специальную комнату для секса, где я вскоре очутился вместе с темноглазой. Я боялся, что у меня ничего не выйдет, но девчонка ласково заверила: она и мёртвого подымет.