Вечно скрываться и бояться гнева Исаева — это не то, о чём я мечтала после рождения малышей. С каждым новым днём мне всё больше хотелось выйти из тени Астафьева. Я и сейчас этого хочу. Не для того, чтобы выдать себя Руслану. Я намерена сделать карьеру. А сидя в четырёх стенах с подгузниками в руках — этого достигнуть нельзя.
— Ладно. Уговорила, — вытаскиваю из коробки обувь.
Сажусь на диван. Вручаю ботильоны девушке продавцу. Она надевает на мои ноги шикарные «костыли» за семьдесят тысяч рублей!
Господи… И это с приличной скидкой!
Кажется, Гера сошёл с ума. Так разбрасываться деньгами мне бы и в голову не пришло. За платье я вообще молчу.
— Только туфельки не теряй, Золушка ты наша… — хихикает Милана, как только я встаю на ноги и неуверенно прохожу небольшой круг. — Слишком уж шикарные они. И цена о-го-го! Давай-ка, Машуль, продефилируй ещё разок. На этот раз походкой от бедра!
— Ох, Милана, тебе легко говорить! На этих каблучищах, не разбив колени, далеко не сбежишь, — подхватив настроение подруги, подшучиваю я.
На самом деле они мягкие. До чёртиков удобные. Не ощущаются на ногах!
В такую обувь можно влюбиться с первого взгляда.
— Не переживай. Если понадобится, Георгий тебя поймает, — подмигивает Миланка, как только мы встречаемся с ней взглядами в зеркале.
— Они действительно утончают ваши ножки и делают их ещё стройнее, — поднявшись с дивана, Татьяна вносит свою лепту, окончательно убеждая меня в правильности выбора. — Брать будете?
— Буду, — наконец-таки, соглашаюсь я.
— Отлично. Пойду, распоряжусь, чтобы товар упаковали. И, конечно же, хорошо вам с Герой погулять на балу!
— Благодарю, — ответив ей, обратно сажусь на диван. Подбираю слои пышной юбки. Приступаю расстёгивать молнии.
— Маш, ты, главное, перед бывшим демоном в обморок не грохнись, если он всё-таки появится на благотворительном вечере, — увидев мою реакцию, Мила резко замолкает.
Я каменею, не выпуская бегунок из пальцев. Тупо фокусируюсь на одной точке. Взгляд замыливается. Лучше бы она не упоминала о нём.
Достаточно представить появление Исаева на балу, как сердце намертво стопорится в груди. Я превращаюсь в неживое гранитное изваяние.
Что же будет со мной, если я увижу Руслана воочию? Снова услышу его голос? Столкнусь с ним лицом к лицу? Загляну в его глаза?
Они до сих пор до боли знакомые и родные…
Я узнаю их под любой маской. Даже если он полностью спрячет лицо, вычислю его по запаху. По структуре тела. По походке. По его определённым манерам…
Божжже… Почему не выходит его забыть?
Столько месяцев подряд я пробовала этому научиться. Пыталась излечить душу от нездоровой любови. Но всё тщетно!
Его образ не исчезает из памяти. Он высечен в моём сердце вечным наскальным рисунком. Он постоянно передо мной в наших детях.
Сколько бы боли он мне не причинил, как бы сильно я его ненавидела за это — моё сердце всё равно будет принадлежать ему.
Оно давно отдано Руслану. И оно не подчиняется ни моему разуму. Ни воле. Ни принципам.
Иногда я спрашиваю себя: разве можно так сильно любить?
Оказывается, что да. Можно.
Можно несмотря ни на что…
— Маша? — волнуется Милана, заметив мою отрешенность. — Машуль, что с тобой? О чём задумалась?
Руки, ноги, пальцы, язык, веки — всё занемело. Во рту пересохло. Сижу, словно парализованная. Сомнения колотятся в висках дробным пульсом. Насквозь пронизывают мозг.
— Машка! — Милана высекает чуть громче, и я вздрагиваю.
Застывшая в венах кровь заново разливается по телу. Пробуждает организм после короткого оцепенения.
Медленно перевожу на подругу взгляд. Моргаю и как-то неуверенно выдаю:
— Я, наверное, не пойду на бал.
Расстегнув молнии, снимаю ботильоны. Отправляю их в коробку. Обуваюсь в свои тёплые сапоги. Осталось снять с себя это чертово платье, которое стянуло грудную клетку корсетом и не позволяет нормально дышать.
— Пфф! Ты сейчас серьёзно? — восклицает Мила, удивлённо округляя свои глазища. — Что на тебя нашло?
— Тише! — шикаю я во избежание распространения информации. — Ты не понимаешь. Я не хочу его видеть. Один взгляд на Руслана — и я перестану себе принадлежать. Я не хочу душевных потрясений и конца света. Мне нужно оставаться адекватной. А с ним я теряю любой контроль. Даже в радиусе десяти метров! Даже чувствуя его близость жопой, как оказалось…
— Боже мой, да тебя мастер загримирует так, что даже близкие не узнают. А он тем более, — Мила пытается меня разубедить.