В этом взгляде есть известная доля истины, но еще большая доля односторонности. Нет сомнения, что с совершенствованием жизни и с распространением достатка и образования политическая способность масс должна увеличиваться. При таких условиях демократическая республика, немыслимая прежде в большом государстве, становится приложимою. Она может даже играть значительную историческую роль, ею могут воодушевляться благородные души, для которых свобода и равенство представляются высшими началами политической жизни. Но возвести ее в идеал все-таки нельзя иначе, как упустивши из виду самые существенные стороны человеческого общежития.
Человеческие общества составляются не из отвлеченных единиц, равных между собою. Эти единицы имеют различное содержание и различные интересы, которые соединяют их в отдельные группы и дают им различное значение в общем государственном организме. Какое бы мы ни представили себе высокое развитие человечества, непременное его условие заключается в свободе, а свобода, как мы видели, неизбежно ведет к неравенству как имущества, так и образования. Отсюда различие классов и противоположность интересов. Мы видели и назначение различных классов в общей жизни человечества. Есть классы, посвящающие себя физическому труду, и классы, преданные труду умственному, одни представляющие количественный, другие качественный элемент человеческих обществ, оба равно необходимые и восполняющие друг друга. Если же эти два элемента существуют в обществе и не могут быть уничтожены, то им необходимо предоставить различное положение в политическом строе. Уравнять их, подвести их под одну мерку, взявши за основание количество народонаселения, значит пожертвовать качеством количеству. Это и делает демократическая республика: она всем дает одинаковые права, причем меньшинство безусловно подчиняется большинству. Через это начало способности, составляющее первое требование государственного порядка, устраняется совершенно, и низшие классы становятся владыками высших. Каково бы ни было практическое приложение этих начал, нельзя не признать, что такое устройство по самой своей идее составляет извращение истинного отношения государственных элементов. В государстве, как и во всех человеческих учреждениях, высшее должно владычествовать над низшим, а не наоборот: таково необходимое условие правильного и успешного развития человеческих обществ.
Против этого нельзя возразить, что в представительном устройстве низшим классам предоставляется не решать самим дела, а только выбирать людей, на что они гораздо более способны, нежели на первое. В действительности, они выбирают людей не по их внутренним качествам, а сообразно с теми мнениями, которых держатся избираемые; следовательно, избиратели должны быть судьями мнений, а в демократии всегда перевес будет иметь то мнение, которое нисходит до понимания толпы или говорит ее страстям. Если в великие минуты народной жизни пробуждающиеся инстинкты масс иногда вернее указывают путь, нежели односторонние увлечения высших классов, то об обыкновенном течении государственных дел этого никак нельзя сказать. Тут требуется не инстинкт, а разумное исследование и обсуждение вопросов, а именно к этому масса совершенно неспособна.
Нельзя ссылаться и на то, что высшие массы, для того чтобы сохранить свой вес и свое положение, должны действовать путем убеждения. Способность убеждаться разумными доводами составляет редкий дар природы, требующий высокого развития ума и характера. Обыкновенно же люди убеждаются тем, чем они хотят убедиться, то есть тем, что льстит их наклонностям или их интересам. Путь убеждения во всяком свободном общественном порядке играет некоторую роль в приготовительных действиях, но не он решает дело. Существенное значение имеет тут не возможность убеждать, а право произносить окончательный приговор. Поэтому все политическое устройство сводится к вопросу: кому присваивается верховная власть, которой принадлежит окончательное решение? А так как в демократии власть по самому принципу принадлежит наименее образованной части общества, то ни при каком общественном развитии этот образ правления не может считаться политическим идеалом.
Это не мешает демократии занимать видное место в ряду политических учреждений. В историческом развитии человеческих обществ и особенно в практическом приложении важную роль играют не одни идеальные порядки, но также и даже еще более односторонние начала, которые приходятся к данному времени и месту. Есть народы, которые как бы по самой своей природе предназначены к демократическому устройству. Мы указывали уже на Соединенные Штаты. Где история не выработала аристократического элемента, а средние классы сливаются с массою, где довольство и образование распространены во всех слоях, а с другой стороны государство ограничивается весьма тесными пределами и все по возможности предоставляется личной самодеятельности, там демократия составляет единственный возможный образ правления. Однако и тут владычество наименее образованной части населения отзывается в одностороннем развитии всего общественного быта. Вследствие этого высшие классы большею частью удаляются от политического поприща, и на место их выступает особенный класс беззастенчивых аферистов, которых вся задача состоит в том, чтобы обрабатывать толпу. Уровень политической мысли и еще более политической нравственности значительно понижается. Вообще, демократия представляет собою по преимуществу господство посредственности, положение, которое с таким блеском было доказано Токвилем. Конечно, при энергическом и предприимчивом характере народа такого рода общественный быт может иметь свои хорошие стороны, но он никак не может быть предметом удивления и подражания.
Есть и такие народы, которых не собственная их природа, а история неотразимым ходом привела к демократии. Такова Франция. Когда аристократический элемент, привязанный к отжившему порядку, оказывается неспособным вступить на новую почву, когда и средние классы в свою очередь, пытавшись основать государственный строй на исключительном своем господстве, обнаружили свою несостоятельность, когда, наконец, и демократическая диктатура пала под бременем собственных ошибок, тогда народу не остается ничего более, как взять правление в свои руки. Все другие элементы износились, сохранилась неприкосновенною одна масса, которой естественно достается власть. Эта необходимость была понята тем великим государственным человеком, который не во имя убеждений, а во имя практической потребности, сделался основателем нынешней республики во Франции. Но провозглашая торжество демократии, он хорошо понимал и те единственные условия, при которых оно возможно. "Республика будет охранительною или ее вовсе не будет", - сказал он, завещая следующим за ним поколениям плоды своей многолетней опытности.
И точно, республика возможно лишь там, где демократия обладает высокою степенью сдержанности и самоограничения. И тут повторяется общий закон, что политическая свобода держится только при внутреннем единстве общества. В демократии это внутреннее единство требуется даже в большей мере, нежели где-либо, ибо политическая свобода составляет здесь начало и конец всего государственного строя. Поэтому республика возможна лишь там, где низшие классы, которые являются в ней владычествующими, не отделяются от других, не выступают с своими особенными интересами, а действуют заодно с высшими. Республика должна быть достаточно широка, чтобы меньшинству предоставлен был в ней полный простор. А это возможно только на почве свободы. Мало того: республиканское государство, так же как и все другие, не может обойтись без способности, способность же принадлежит не количеству, а качеству. А так как юридически качество подчиняется здесь количеству, то последнее должно добровольно признать над собою чужое руководство, иначе государство опять-таки не может держаться. Руководство со стороны аристократического элемента здесь немыслимо: аристократия слишком противоположна демократии, и преобладание ее повело бы к совершенно иному государственному строю, нежели республика. Но предводительство средних классов весьма возможно. Последние ближе стоят к демократии, они совершенно сливаются с нею низшими своими слоями, а потому являются естественными ее вожатаями. Демократия, которая признает над собою это руководство, имеет в себе залог прочности. Свобода для высших классов и предводительство средних, таковы необходимые условия всякой демократии, способной к государственной жизни. Это и есть та либеральная и мещанская республика, которая водворилась во Франции под председательством Тьера и которая одна имеет в себе условия существования. Всякое отступление от этих начал, всякое посягательство на свободу, всякое уничтожение сдержек умаляет эти условия, а потому ведет в падению республики. Власти, достигшие неоспоримого преобладания, обыкновенно воображают, что они усиливают себя тем, что уничтожают перед собою всякие преграды; но именно этим они себя подрывают.