— Привыкнет… мама, мне Анька по второй линии звонит…
— Кладу трубку, — отзывается она. — Хорошо вам потусить.
— Так уже никто не говорит, — просвещаю ее.
— Целую…
— И я тебя.
— Ну где ты? — стучит зубами подруга. — Я уже нос отморозила!
Держась за поручень, пробираюсь к выходу.
— Обернись, — выбегаю из трамвая и засовываю телефон в карман норкового полушубка, который мама подарила мне на Новый год.
Иметь отчима бизнесмена очень даже удобно.
— Ого… — изумляюсь, рассматривая подругу.
Не удивительно, что она замерзла.
Замшевые ботфорты на шпильке, короткая рыжая дубленка и вихор рыжих завитушек на голове.
— Что? — смущается она, переступая с ноги на ногу.
— Ты постриглась! — констатирую, рассматривая ее изменившееся лицо.
С этой прической оно приобрело форму сердечка на палочке. Волосы стали короче на полметра, и сейчас выглядят взрывом на макаронной фабрике.
— Плохо, да? — кусает она подкрашенные губы.
Закатываю глаза.
— Только не додумайся спросить такое у Дубцова, — беру я ее под руку.
— Ты смеёшься… — с тоской мямлит она, переставляя ноги на шпильках. — Он что, меня заметит?
Он уже заметил.
Но разве ей объяснишь, что это скорее всего плохо, чем хорошо? Я за нее боюсь. Она слишком ранимая для таких, как Дубцов, и мне все это не нравится.
Если он ее обидит, я… Я что-нибудь придумаю. Такое, что он меня на всю жизнь запомнит.
— Тебе юбки нужно носить всегда, — бормочет подруга, пока семеним вниз по улице, ориентируясь на план, который Дубцов разослал всем приглашенным в свой дом.
Мы на такое сборище попали впервые. Впервые сынок мэра устраивает тусовку не для избранных, а для всех подряд.
— Не шути так, — отвечаю я.
— Нет, ну правда… Барков язык проглотит, — зло рыкает она.
— Ань… — говорю с нажимом.
Барков — это запретная тема у нас с ней.
Только с ним я такая дурная. Это как слабое место.
— Извини…
Мои ноги настолько худые и без каких-либо плавных линий, что юбки — это просто временная необходимость. Все равно больше ничего подходящего у меня нет. Мини-юбка в красно-черную клетку, плотные колготки и высокие здоровые «военные» ботинки на толстой подошве — вот мой сегодняшний лук.
Дом Дубцова пропустить сложно.
Такое количество машин вдоль бордюра лучше любой сигнальной ракеты.
— Я не знала, что это его дом, — говорит подруга, когда останавливаемся у высокого железного забора.
— Я тоже…
Хотя часто проезжаю мимо. Огромный особняк, но из трамвая видна только крыша, поэтому присвистываю, когда охранник открывает нам калитку.
За зарешеченными окнами виден размах мероприятия. Там снуют тени и грохочет музыка.
Топчемся в дверях, не зная куда деть вещи.
Дубцов возникает из ниоткуда.
Голубоглазый жилистый брюнет, одетый в джинсы и дурковатый свитер с оленями, что судя по всему является проявлением его остроумия. На этой подошве я с ним почти одного роста, но я ему явно по барабану.
— Вечер добрый, дамы, — обращается он к нам, но в упор смотрит на Аньку.
Я никогда так не смотрю на людей. Для этого, видимо, нужно родиться в семье мэра. Анькины щеки становятся маковыми, но вместо того, чтобы смотреть в пол, она смотрит в его глаза и молчит, как заколдованная, а он возвышается над ней, как чёрная тень.
Кошмар…
Все еще хуже, чем я думала.
— Кхе-Кхе… — пытаюсь прервать эти гляделки, расстегивая свою шубу и доставая из-под нее волосы.
На лице Дубцова появляется жестковатое выражение, от которого мне становится не по себе.
— Кажется, у тебя волосы были длиннее, — кивает он на Аньку.
Ее бледная рука взмывает вверх, хватаясь за одну из своих кудряшек.
— Я… — прячет она глаза. — Постриглась.
Хмурюсь, глядя то на одного, то на другого.
Засунув руки в карманы джинсов, Дубцов безапелляционно заявляет:
— Больше так не делай.
Моя челюсть падает вниз. Что за?..
Кем он себя возомнил?
В панике смотрю на подругу.
Ее рот открывается, а потом закрывается.
Судя по всему, этот придурок остался удовлетворен ответом, потому что, сопроводив шевеления Аникиных губ взглядом, спокойно объявляет:
— Гардероб там, закуски и напитки там, танцпол за лестницей, развлечения вон там, санузлы здесь и наверху. Хорошего вечера.
С этим он уходит, оставив нас спокойно приходить в себя.
— И после этого он не придурок? — смотрю вслед нашей университетской знаменитости, которая оказала честь ВУЗу, изъявив желание учиться именно в нем.