– …и от гнева Агнца; ибо пришел великий день гнева Его, и кто может устоять?
Урия Хип толкнул Денни, а Денни в ответ толкнул его, и остальные сгрудились вокруг них. В воздух полетели чипсы и оскорбления. Толчок Денни был сильнее, и Урия свалился к твоим ногам. Подтянулся еще один из шайки Денни. Я узнал бритоголового мальчика с теннисного корта, он бил Урию в живот.
Ты смотрела на Имоджен в страхе, стоя в центре событий.
Нужно было что-то делать.
Я было шагнул в вашу сторону, но вдруг все утихло.
Группа Денни оттащила бритого, а сам Денни исчез с места происшествия. Имоджен помогла Урии встать.
Я не двигался с места, пока ты и твоя компания уходили прочь под радостные вопли банды Денни. Ты в любой момент могла увидеть меня, и я не смог бы объяснить, почему я не в магазине. Убедительно – не смог бы. И потом, после поездки в Рим я просто не имел права еще сильнее тебя оттолкнуть. Я зажмурился, и в солнечно-красном мареве увидел распластавшегося на асфальте Рубена. Это последний знак, решил я.
– И отрет Бог всякую слезу с очей их!..
Стрелки показывали, что прошел час. Хватит со старика Теренса, пора вернуться в магазин и помочь Синтии, очень уж много дел сегодня.
– Где тебя носило? – змеиным шепотом спросила она, чтобы не услышала пожилая пара, разглядывающая мебель.
Я затруднялся с ответом.
– Мне надо было… Я ходил… Брайони…
Синтия прикрыла глаза и раздраженно выдохнула.
– Ты же не додумался за ней шпионить?
Пожилые посетители взглянули на нас и решили молча уйти.
– Да, – сказал я. – Да. Я шпионил. Но я же уже здесь, разве нет?
– Не знаю. Разве да? Ты здесь, Теренс? – это «здесь» было подчеркнуто вздыманием бровей.
– И как это понимать?
Синтия сделала вдох, готовясь разнести меня в пух и прах, но передумала. Ее голос смягчился. Брови опустились. Она уставилась туда, где еще пару секунд назад стояли старики-покупатели.
– Никак, Теренс. Никак. Мне просто кажется, что тебе нужно с кем-нибудь поговорить.
– С кем-нибудь? С кем? О чем?
– С кем-то посторонним. С психологом, который знает, как работать с утратой, например. С кем-то незнакомым, кому ты смог бы открыться. Мне иногда помогает, после того как Хелен… Знать, что можно вечером в четверг пойти куда-то, сесть, выговориться, выставить себя на посмешище…
– Нет, – ответил я. Сама мысль о том, чтобы сидеть на пластиковом стуле в помещении, наполненном брошюрками о психическом здоровье и запахом дрянного растворимого кофе, и беседовать с незнакомцами – нет, это отвратительно. – Нет, вряд ли.
Она с надеждой улыбнулась.
– Может, ты бы поговорил со мной. Ты со мной, а я с тобой. Может, это нам обоим помогло бы. Знаешь, нездорово все держать в себе. Если игнорировать эмоции, из них может вырасти монстр. Надо почаще открывать двери. Впускать свежий воздух.
Я сел на деревянный табурет, а Синтия осталась в кресле.
– Может быть, – сказал я. Это было тусклое, но искреннее «может быть». Слабое эхо прежнего Теренса, того Теренса, который знал, что такое хороший совет, и умел его принимать.
– Он был очень добрым мальчиком, – сказала она, улыбаясь тем шире, чем глубже грусть проникала в ее глаза.
– Да, – ответил я. – Бывал.
Она хихикнула.
– Я помню, он пришел ко мне в бунгало и спросил: «Бабушка, а зачем тебе все эти веточки в вазочках?» И я дала ему книгу полистать. Энди Голдсуорти. Помнишь? Ему понравились ледяные скульптуры. «Вот это класс! Как он это сделал?» Странно, да? Это же было всего пару месяцев назад. В воскресенье. Он просил после еды ириску, да? Ох, он так и не стал слишком взрослым для этих ирисок!
– Нет, – сказал я, изо всех сил пытаясь вспомнить то воскресенье. – Нет, не стал.
Синтия весь вечер рассказывала байки и истории этого безвозвратно израсходовавшего себя мира. Я смеялся, кивал, поддакивал, но добавить мне было нечего. По правде говоря, я был слишком занят мыслями о тебе и молился, чтобы с тобой ничего не случилось.
Мои молитвы были услышаны. Ты вернулась без пяти пять, одна, в целости и сохранности, ненавидя меня ни больше ни меньше, чем когда уходила.
– Мы с твоим отцом неплохо поболтали, да, Теренс? – сказала Синтия, встретив тебя в прихожей.
– Да, – сказал я. – Неплохо.
Синтия вытаращила глаза и закивала, излишне активно подтверждая мои слова.
Ты, к бабушкиному удовольствию, улыбнулась.
– О, – сказала ты. – Хорошо. Я рада.
Кажется, больше ничего.
Потом ты неспешно пошла наверх, прочь от нас, а Синтия все шептала, безуспешно пытаясь все уладить.
– Видишь, волноваться не о чем. Все с ней в порядке. Она сама вернется в лоно семьи. Давай, Теренс, будь умницей. Иди-ка завари нам чаю.