же можно сказать горячо, но приятно. И чем-то восхитительно пахнет, чем-то знакомым, но Арина не может понять, а открывать глаза не хочет. Не хочет вновь оказать в жестокой реальности, где она покинутая всеми лежит в сугробе, медленно замерзая. А может она уже умерла? Не может же быть снег таким горячим?От этой мысли ей не страшно, даже наоборот хорошо. Не будет больше тех мук, не нужно будет бороться за право на существование, не будет ни отца, ни матери. Так зачем же открывать глаза? Нет, ей тут хорошо… Очень хорошо. Спокойно, тихо, где-то вдалеке она слышит журчание воды, и это успокаивает. Чувствует опустошенность, и кажется будто она парит, как пушинка подхваченная порывом ветра. Хорошо, впервые в жизни так хорошо, но, как обычно, ничего не длится вечно, и через минуту Арина чувствует жар, теплота ее больше не согревает, нет, она обжигает, и кажется, что еще чуть-чуть и ее тело покроется волдырями. Больно. Она морщится, пытаясь отдалиться от этого жара, но он не отпускает, причиняя еще больше боли.— Ну же, открой глаза, — вдруг над ухом раздается знакомой голос, а жар становится все сильнее и сильнее, и терпеть эти муки уже невыносимо, приходится подчиниться, возвращаясь в суровую реальность.Слишком бело вокруг, ничего невозможно разглядеть, глаза пронзает боль, каждая клеточка ноет, но стоит ей немного привыкнуть к яркому свету, как очертания начинают проступать, и Арина может разглядеть, кажется, голубого цвета плитку на стенах, а еще через пару секунд понять, что она сидит в ванной, наполненной почти до краев горячей водой. Рядом мужчина, его руки трут ей кожу, отчего вода выходит из краев. И Арина понимает, что это и причиняет ей эту боль.— Где я? — спрашивает она, удивляясь своему хриплому, еле слышному голосу, и морщится, когда горло пронзает ужасная боль.— У меня дома.Девушка перевела взгляд на него. Очертания размытые, но знакомые. Она сквозь мутную пелену видит очки, и тут же узнает в своем мучителе своего директора, который сейчас сидел на корточках возле ванной и, закатив рукава, тер ее почти что голое тело. Благо нижнее белье оставалось на ней. В любой другой ситуации Арина бы возразила и оттолкнула от себя его, но сейчас не было сил ни на что.— Вы все-таки приехали.— Должен был оставить?Его руки больше не причиняют той боли, они не касаются ее, но продолжают находится в воде. Рубашка намокла, лицо немного покраснело от жара, что наполнял комнату. Его глаза внимательно смотрят на нее с упреком и усталостью, но где-то далеко Арина смогла заметить крупицу беспокойства, но откинула эту мысль, понимая, что никто не будет переживать за нее. Хотя хотелось почувствовать себя нужной, значимой для кого-то, знать, что тебя любят…— Спасибо, — всхлипнула и закрыла глаза.Арина понимает, что следует отстраниться и попросить мужчину выйти. Понимает, но не просит. Она даже не испытывает смущения, хотя, возможно, когда отойдет от шока, ей будет невероятно стыдно и вряд ли она сможет смотреть в глаза своему директору. Но это будет потом, а сейчас она слишком устала, чтобы о чем-то думать.— Я принесу одежду, — он встал и вышел, оставив ее одну.Резко стало холодно. И на мгновение показалось, что сейчас она услышит скрип своей входной двери, гогот нетрезвых мужчин, один из которых попытается ее изнасиловать. И все повторится заново. Она вновь и вновь будет переживать этот момент своей жизни. Смотреть на то, как она вонзает ножницы в живого человека, словно это какой-то фильм, вздрагивать, а потом все переметается на начало и она начнет заново.«Я не хочу это видеть… Не хочу… Я… Я убийца», — мысленно кричит она.Воздуха не хватает, руки дрожат, и вновь слезы. Она думала, что они уже закончились, но ошиблась. Их было много. И она плакала… Навзрыд, впиваясь ногтями в собственные плечи, оставляя на них алые полумесяцы, прокусывая губу до крови. И в какой-то момент голова закружилась, а бортики ванной оказались такими скользкими, что она не удержалась и нырнула в остывшую воду с головой. Вода тут же попала в нос, отчего неприятно начало саднит горло, а руки пытались найти что-то такое, за что она могла бы ухватиться, но бледные тонкие пальцы соскальзывали, а необходимый кислород заканчивался.— Ты что творишь?Сильные руки до боли сжимают плечи и тянут вверх. Потемневшие глаза смотрят со злостью, а она смотрит в ответ взглядом побитой собаки и ели сдерживает себя, что не начать истерику вновь.— Я у тебя спрашиваю?!Она вздрагивает от крика и зажмуривается, ожидая удара, который обычно следовал после крика отца. Но вместо боли, она ощущает как ее прижали к широкой груди и успокаивающе гладят по голове. Впервые так приятно… Неожиданно, и не хочется, чтобы он отстранял от себя. Голова кружится, но это неважно. Ничего не важно… Вот что значит пережить стресс.— Все хорошо, не плачь. Это в прошлом, — отстранив ее от себя, он аккуратно убрал прилипшие пряди с лица Арины. — Я принес тебе футболку. Переодевайся.Легко приподняв, он опустил ее на небольшой синий коврик, который щекотал ступни, и для приличия отвернулся, тем самым давая понять, что он отсюда не уйдет. Нерешительно сжав черную мягкую материю футболки, Арина еще раз взглянула на директора, и только тогда неуверенно стянула с себя влажное белье, обтерлась белым банным полотенцем и надела футболку, что на пару сантиметров не доставала до ее колен, открывая вид на бледные покрытые шрамами ноги. С волос холодными каплями стекала вода, впитываясь в ткань, а часть утопала в коврике.— Я все.Александр Сергеевич обернулся и скептически осмотрел ее с ног до головы, задержав свое внимание на нижней части, а потом кивнул, открывая дверь. Холодный воздух, что после ванной казался ледяным, обдал ее и Арина поезжилась. Вновь стало холодно и ее кожа стала покрываться мурашками, а зубы стучать, будто она только что побывала на улице, а не в душной комнате, лежа в горячей ванной. Паркет под ногами был таким же холодным, а после нее еще и влажным. На полу, если приглядеться, можно было увидеть ее отпечатки влажных босых ног, которые следовали до двери в спальню.— Проходи, постель я тебе приготовил.— Я у вас буду ночевать?— Нет, ну если ты хочешь, можешь вернуться домой.Нет, она не хотела, но и спать в чужом доме тоже не хотелось. Видимо, разум вновь вернулся к ней и теперь решил напомнить о себе.— А вы… Где будете спать вы? — присаживаясь на край постели, она обернулась на все так же стоящего в дверях мужчину и спросила.— Хм… Ну если хочешь, я могу лечь и с тобой, — на губах появилась усмешка, от которой Арине стало не по себе. — Успокойся, я найду себе место, а ты ложись. Завтра поговорим.Он ушел, плотно закрыв за собой дверь, но Арина долго не решалась лечь, смотря то на подушку, то на закрывшуюся дверь.«Нет, он не сделает мне ничего. Я вообще должна быть ему благодарна, если бы не он, не известно что со мной было бы сейчас», — успокаивала себя таким образом девушка.И она легла, с головой забравшись под одеяло. Вот только уснуть она никак не могла. Все ворочалась, думала, вспоминала пережитый день, и жалость к себе вновь просыпалась в ее душе, а слезы появлялись на глазах. Только она упрямо их смаргивала, говоря себе, что должна быть сильной. Должна, но не может…Уснула девушка только под утро, когда мозг совсем устал и она, уткнувшись лицом в подушку, задремала, вдыхая знакомый запах одеколона, что впитался в черную наволочку подушки.