Глава 4
Себя спросите — кто вы есть,Кем быть хотите в самом деле?Проходить жизнь сейчас и здесь.Живете ль вы так как хотели?Чего добиться вы смоглиИстратив время, свои силы,Что ждет вас дальше впереди? —Хоть раз, но вы себя спросили.Все ищут счастья на земле,Купаться каждый в нем мечтает.Но не найти его вовне —Внутри оно произрастает!Растет в гармонии любвиВ согласии с собой и миром,Ведь для того и жизнь дана:Чтоб научиться быть счастливым!..Проходит жизнь сейчас и здесь —Живем мы в данное мгновенье.Спешите счастие обрестьДуши достигнув пробужденья!..Ирина Артлис
И вновь этот старый наскучивший подъезд. Ступени, на которых она якобы чуть не разбила себе голову. Обшарпанные перила, от которых исходил тошнотворный запах железа. И вроде все тоже самое, ничего нового, вот только обыденную обстановку, что стала ей родной и привычной, кардинально менял мужчина, идущий позади нее. Его черное кашемировое пальто никак не смотрелось в этих трущобах, и по его взгляду это было понятно. На все он смотрел с отвращением и неприязнью, даже не собираясь скрывать свои эмоции. Вот только девушку больше не его отношение к окружающему интересовало, а его подозрительная дружба с отцом. Неужели это действительно так?— Проходите, — вежливо говорит Арина, открывая старую, скрипучую входную дверь и пропуская вперед директора.Мужчина скептически осматривает коридор, после чего размышляет о том, стоит ли ему снимать свою обувь или все же пройти в ней.Такого, конечно же, он не ожидал. Нет, он знал, что Виктору не особо повезло в жизни, но чтоб настолько… Каждая вещь, словно кричала о бедности и трудностях этой семьи, и Вязев еще даже не подозревал, что это не самое худшее, что ему предстоит увидеть за сегодняшний день.Обернувшись и посмотрев на подавленную ученицу, он снял пальто и все же разулся, ожидая, когда то же самое проделает Арина. Мужчина отчетливо видел на ее лице стыд и смущение… Смущение за такое положение. И он частично ее понимал, ведь сам когда-то рос в подобной обстановке, вот только все было гораздо хуже в его семье, о чем, кстати, он старается не распространяться. Свою историю детства и юношества он захоронил в самых далеких и темных уголках памяти, чтобы больше никогда об этом не вспоминать, но обстановка и выражение Обиденой напомнило ему об этом, от чего в области сердца неприятно закололо, а перед глазами стали появляться картинки далекого прошлого, когда ему было всего пять лет.— Родители на кухне, пойдемте, — тихий, дрожащий голос вырывает его из воспоминаний, за что он готов благодарить его обладательницу.Но этого не делает, лишь коротко кивнув и скривив губы в подобие улыбки, идет в указанном направлении и в итоге оказывается в небольшой комнатушке, в которой одному человеку тесно, не то что нескольким или больше. Старые ободранные и пожелтевшие от старости и лучей солнца обои, которые на месте стыков расходились и было видно некогда белую стену. Обсыпающийся потолок, весь в желтых пятнах, которые дают ясно понять, что жильцов затапливали, и не раз. Но это все ерунда, в общем-то, как и посеревшая, порванная тряпка на окне, видимо, служившая некими занавесками, по сравнению с тем, что он увидел, точнее кого…За небольшим скрипучим столом, что стоял возле стены по левую сторону от окна, сидел его давний знакомый, которого он вряд ли бы узнал, повстречав на улице. Обросший, лохматый и, скорее всего, давно не принимающий душ, Виктор смотрел на него покрасневшими и потухшими глазами, в которых читалось только одно: где бы еще выпить. И вот это — его бывший одноклассник, который в школьные годы вел себя так, будто являлся королем не только школы, но и всего мира? Смешно. И нет сочувствия в глазах Вязева к этому человеку, нет желания помочь. Таких вот, якобы обиженных жизнью, он презирал с самого детства, не считая их людьми. И ведь животными не назовешь, так как только оскорбишь звериный мир. Тогда кто они? Никто, именно так он считал, смотря на подобных Виктору, как на грязь под своими дорогими и идеально вычищенными ботинками.— Кто такой?! — осипшим голосом, спросил Виктор его, от чего тут же в комнате запахло перегаром.И в этот момент Сергей действительно поразился тому, сколько же надо было выпить, чтобы человек, стоящий на довольно приличном расстоянии — насколько, конечно, это позволяли размеры кухни — почувствовал зловоние.— Это мой директор, — отозвалась Арина, выглядывая из-за широкой спины Андрея Сергеевича.И только стоило ей произнести эти слова, как вдруг мужчину словно подменили. Виктор встал со своего места и пригладил наполовину седые волосы, после чего подал руку с длинными грязными ногтями Вязеву, но тот не ответил на приветствие, с отвращением обведя взором его ладонь. Директор даже не удосужился сесть на старые расшатанные табуретки, которых было только две.— Я — Виктор Геннадьевич, папа Арины Обиденой, — он улыбнулся, демонстрируя присутствующим свои гнилые с желтизной зубы. — Она что-то натворила?— Ты меня не узнаешь?Пьяный взор Виктора на какую-то секунду проясняется, и он смотрит на стоящего в проеме мужчину с недоверием и удивлением, то открывая, то закрывая рот, пытаясь что-то сказать, но у него не получается.— Андрей? — мямлит он и падает на табурет, бледнея на глазах.За всем происходящим