Но он вдруг толкнул меня на холодный стол спиной, выдирая из тепла, и с силой задвигался, причиняя боль снова. Я всхлипнула и выгнулась, дурея от холода железа и силы зверя. Хотелось, чтобы все скорее кончилось… И он, кажется, разделял мое желание. От нового витка боли я дернулась, вскрикнув, но он только сжал пальцы на бедрах, оставляя на коже горящие следы и дрожь от рычания, которая, казалось, сбила все мои жизненные ритмы. Сердце дергалось в груди через раз, легкие все не удавалось расправить, а низ живота горел от непонятного напряжения.
Когда где-то далеко что-то грохнуло, зверь вскинулся… Выпустил и заревел так, что я думала, все стекло в лаборатории рассыплется. Когда разлепила глаза, человека и след простыл — передо мной снова стоял медведь, загораживая собой проход. На мельтешение фонариков в коридоре он снова угрожающе зарычал и бросился на людей. А я сползла со стола и, кое-как нащупав трясущимися руками комбез, едва успела втиснуться в него, когда в лабораторию ворвался отец.
1
— Лали! — Его крик резанул по ушам, и только тут я услышала звон. Кровь возвращалась к голове нехотя, а желудок скручивало от дурноты. — Квинс, врача сюда!
— Не надо мне врача, — прохрипела, натягивая ворот комбеза на шею. — Он ничего мне не сделал.
— Ты в своем уме?! — И отец попытался дотронуться до меня, но я отскочила от него, как ошпаренная.
— Не трогай меня! — вскричала.
— Лали!
— Хватит с меня! Я хочу вернуться домой!
— Что с тобой сделал медведь?
— Ничего он не сделал — отлетела просто от него и ударилась боком, — красноречиво зажала рукой правое подреберье. — С ушибом я и сама справлюсь, а видеть все это не могу.
— У тебя, может, сотрясение, — упрямо не пропускал меня он.
— Нет у меня сотрясения. Я — врач. Пропусти!
— Сэр, оборотень сбежал, — вдруг раздалось в коридоре, и в лабораторию вбежал начальник службы безопасности. Я не знала их по имени, а тех, кого знала, старалась забыть. Этот, как и все остальные, принимал происходящее как должное. От новости у меня едва не подкосились ноги.
— Как?! — взревел отец.
— Он стал биться в люк, и если бы выбил — нам бы всем тут пришлось туго, — спокойно докладывал мужчина. — Я принял решение открыть двери.
— Ты уволен! — рявкнул отец.
Я только презрительно усмехнулась. Внутри все закручивалось в комок, и он стремительно тяжелел, утягивая к земле. Я развернулась и направилась к себе в комнату под вой сирен и аварийное освещение. К счастью, никто больше не настаивал на моем осмотре. Я доползла до двери и, захлопнув ее за собой, провернула ключ. По ногам текла липкая струя, пачкая кожу и ткань, но остервенело сдирать с себя последствия не тянуло. Я думала — разрыдаюсь, но внутри все только покрывалось коркой льда.
Зверь не виноват. Что с ним сделали и чем кололи — хороший вопрос. Он был явно не в себе и избавлялся от боли как мог. Повезло, что не убил…
Повезло…
И вот тут по щекам все же покатились слезы. Нет, я не считала, что обязана расплачиваться за всех. Но мой мир все равно был разбит вдребезги. Я вспоминала гордость за отца, прорвавшегося на далекий север и получившего финансирование на разработки. Мне так хотелось стоять рядом с ним на этом пути, а теперь — бежать без оглядки и никогда больше не видеть этот край, эту базу… и взгляд этого зверя.
Стоило прикрыть глаза под струями едва теплой воды, и я снова видела, как он смотрит на меня. Его взгляд продирал до внутренностей. Он будто остался внутри и продолжал там выжигать все. И тем страшнее казались трезвые расчетливые рассуждения, всплывавшие в голове. Что нужно будет сходить к женскому врачу… А еще, скорее всего, понадобится психотерапия… И много-много решений по поводу будущего, в котором больше не будет ни отца, ни его планов на мою жизнь.
— Лали! — раздался стук в двери, когда я выползла из душа. — Лали, открой!
Я медленно втянула воздух и прошла к двери. Щелчок замка больно прошелся по подушечкам пальцев, и вдруг вспомнилось недавнее ощущение кожи зверя под ними…
— Ты как? Твой отец рассказал, что на тебя медведь напал…
Я медленно моргнула, наводя резкость на лице Пола. Каким же он стал чужим за какие-то часы. Жизнь разделило на «до» и «после». Еще утром я смотрела на спящего мужчину, за которого собиралась замуж, и думала, что не чувствую к нему больше ничего. Я восхищалась Полом не меньше, чем отцом. Но теперь все поменялось. Теперь я видела беспринципную тварь и, наконец, признала свое поражение по всем фронтам. Молодой ученый и сын выдающегося исследователя казался мне достаточно логичной парой — меня устраивала упаковка. Но нутро оказалось дерьмовым.