Я потянулась за термосом и принялась откручивать крышку. Было холодно. Я мерзла везде. Внутри меня будто льдом напичкали, и он не только не таял, но и морозил внутренности. Понятно, что это последствия. Но я будто захлебывалась, не в силах с кем-то разделить это все. Мать ходила вокруг кругами, настаивала на том, чтобы я встретилась с Полом, терзала отца открыть ей правду о том, что случилось на базе. Но он молчал. Потому что не знает. А я не скажу, потому что она не поможет.
После новости о беременности я настояла снять квартиру в центре, наврала, что мне ближе к университету, удобнее готовиться к защите диссертации. Но вся эта ложь оседала тяжелым камнем на сердце. Я чувствовала, как становлюсь чужой в этом городе. Наверное, мне нужна была помощь. Но какому психологу расскажешь, что я беременна от оборотня? Я никому не верила.
Когда на улице вдруг раздался щелчок, я вскинулась, разлив чай на руку, и замерла, тяжело дыша. Перед медленно открывавшимися воротами стоял черный джип. Номер был не местный! И я рванулась из салона под дождь, даже не закрыв двери.
Мне нужно было успеть, пока джип не въехал внутрь. Настигнув машину, я забарабанила сначала по кузову, а потом и по затемненному стеклу. Джип неодобрительно замер. Боковое стекло водителя медленно опустилось, и на меня устремился тяжелый суровый взгляд Рэма Арджиева — я запомнила его из многочисленных фотоматериалов в сети. Но не готова была испытать на себе лично.
— Что вам нужно? — жестко потребовал он.
— Простите, пожалуйста, — сбивчиво затараторила я, — мне очень нужна Вика… Мне нужна помощь… Ее помощь…
— Кто вы? — повторил он с нажимом.
— Лали Спенсер, я дочь Грегори Спенсера, мы были вместе на северной исследовательской базе. И я… Они держали там белого медведя-оборотня в лаборатории…
На этом мои моральные силы кончились, и я обняла себя руками. Из глаз покатились слезы, но под дождем их вряд ли было видно.
Рэм сузил глаза, но тут щелкнула задняя дверь:
— Садитесь, — послышался женский голос.
— Машину свою закройте, — добавил Рэм.
— Спасибо! — Я кинулась обратно, подхватила сумку и захлопнула дверцу.
Вика ждала, придерживая свою, потом отсела к противоположному окну. На ее руках спала маленькая девочка.
— Здравствуйте, — тихо поздоровалась я.
— Привет, — улыбнулась она ободряюще.
Машина въехала на территорию комплекса и плавно покатилась к ближайшему дому, а я скосила глаза на ребенка:
— Она такая чудесная, — просипела я и прикрыла глаза.
Стало дико стыдно перед ними. Ворвалась к ним в машину, несу чушь… Но только теперь я понимала, что в полном отчаянии.
— Лали, постарайтесь успокоиться, — тихо заговорила Вика. — Все хорошо. Мы вас в обиду не дадим.
С моих губ сорвался нервный смешок, и я снова заплакала, прикрыв лицо ладонью:
— Простите…
Мы поднялись в квартиру, где Рэм забрал девочку и ушел наверх, а Вика позвала меня в кухню:
— Чай будете?
— Да, — кивнула.
— Сейчас принесу полотенце. Садитесь.
Меня удивило, что Рэм вдруг оставил жену с незнакомкой. А вдруг я больная на всю голову?
Я проследила за Викой, запоздало думая, что она — мое недостижимое, но такое манящее будущее сейчас. Красивая, уверенная в себе, несмотря на крутой поворот в жизни. Как бы в прессе не старались, все равно было понятно, что отношения с Арджиевым не были для нее подарком небес.
— Нам сказали, что твоя машина стоит недалеко от ворот каждый день, — вернулась Вика с полотенцем. — Так случилось, что мы знаем о тебе уже многое.
Наши взгляды встретились, когда она протянула мне полотенце.
— Понимаю, — кивнула я. — Видимо, ничего криминального вы не узнали.
— Вы — большая умница, Лали. Я восхищена вашими достижениями. Вам всего двадцать один, а вы уже доктор наук…
Я обняла чашку закоченевшими пальцами, чувствуя, что даже не знаю, с чего начать просить помощи. И выпалила главное:
— Я беременна от последнего в своем виде оборотня.
Вика медленно опустилась на стул напротив, пристально глядя мне в лицо, а я уже не могла остановиться. Впервые меня мог кто-то не просто выслушать, но и понять. Я рассказала Вике все: как ждала этой поездки, как восхищалась людьми, покорившими суровую природу… и как возненавидела потом каждого, причастного к издевательствам. Рассказать про ту ночь оказалось сложнее всего…
— …Я не хочу делать аборт, — тихо выдохнула после сбивчивого рассказа. — Не знаю почему. Не могу просто… Я стану причастной к этому, если убью ребенка. Не смогу потом жить…