Во все время разговора сего Левашов не успел скрыть радости, которая блистала на лице его, и свидетельствовала в нем, как и в разговорах его чувства, не делающие ему чести, ибо он хвалился несколько раз какими-то важными одолжениями, которые он оказывал фельдмаршалу. Я ему сказал, наконец:
– Mais vous devriez faire valoir vos services auprčs du maréchal.
– Non, je ne voudrais pas les faire valoir. Je ne sais pas vraiment pourquoi il m‘en veut.
– La raison en est celle que vous connaissez bien, ce sont les bruits que vous avez répandus cet automne sur sa prochaine déchéance[5].
Тут он стал оправдываться и, между прочим, сказал мне, что я не должен представлять дела сего фельдмаршалу в виде немилости.
Le maréchal n’a pas de disgrace ŕ craindre, – отвечал я ему, – il n’a que la mort devant lui, et sa réputation est au-dessus de toute atteinte[6].
Возвратившись домой, я послал за Карповым и сообщил ему известия, мною полученные, поручив ему на другой день, то есть сегодня, сходить к фельдмаршалу поранее и предупредить его, что приехал ночью фельдъегерь, который привез бумаги в штаб, и что в сих бумагах заметны распоряжения, как бы относящиеся к расформированию армии, давно ожидаемому (как ему самому то было известно, ибо в бумагах сих все ссылаются на какой-то рапорт, который, вероятно, я уж получил). Приготовительную меру сию считал я необходимой, дабы не поразить вдруг старика, и Карпов принял на себя поручение сие, но просил меня не сообщать ему подробностей о мерах, предписанных министром для объявления ему рескрипта; ибо фельдмаршал, по мнению его, примет с благоговением всякое повеление государя, лично к нему обращенное, но оскорбится каким-либо участием в сем деле, особливо Левашова и министра. Сие признал я справедливым, а потому и отправился часу уже в 12-м ночи к Левашову, дабы объявить ему об изменениях, которые я положил сделать в условленном нами обряде объявления фельдмаршалу об уничтожении армии. Я застал его уже спящим, а потому отложил сие до будущего дня.
24-го поутру я отправился к Левашову и сообщил ему мысли мои. Он противился им, говоря, что надобно непременно сообщить фельдмаршалу предписанные нам меры, дабы он видел, сколь великодушен государь, предвидевший, как подобные меры могли тронуть фельдмаршала. Но я не согласился на сие и, напротив того, говорил, что государь никакой не имел надобности выставлять сего великодушия, знаменующегося в других поступках его, и что именно благотворность сей цели не была бы достигнута, если бы ему сообщить обстоятельства сии, которые бы он принял за оскорбление, как участие сторонних лиц в деле, ему столь близком. Я просил его еще сверх того не ездить в тот же день к фельдмаршалу, и он согласился отложить посещение свое до другого дня; насчет первого же сказал, что поступит, смотря по тому, в каком найдет фельдмаршала расположении духа. Я хотел даже, чтобы он и совсем не ходил к нему; но он не согласился на сие, говоря, что ему надобно же отвечать министру, и что он не может сего сделать, не видев сам фельдмаршала, причем он мне советовал писать к министру. Я сказал ему, что мне нечего писать, ибо меня ни о чем не спрашивают, а только поручают дело, которое я и исполнил.
– Но из вежливости надобно бы сделать сие, – сказал он, – и дать ответ на письмо с отчетом.
– Отчетом я обязан только словесно государю, – сказал я, – ибо и приказания я получил от него изустно.
Ответ сей приостановил его.
Тут он стал опять распространяться на счет деланных им угождений фельдмаршалу.
– Я выхлопотал ему назначение сына его Гостомилова, который точно был назначен, вопреки первому отзыву министра, состоять при фельдмаршале (о чем почти в одно время получены были высочайший приказ и письмо Левашова, с месяц тому назад, когда Левашов ездил в Петербург). Но фельдмаршал тогда же заметил, что Левашов напрасно к себе относил сии заслугу, тогда как все было сделано по собственному ходатайству фельдмаршала. Я сказал Левашову, что сие назначение последовало по представлению фельдмаршала.
– Фельдмаршалу отказали, – сказал он (не знавши, что было вторичное представление). – Я четыре раза просил государя, и государь сказал мне, что он, собственно, для меня исполняет желание.
Я тогда объявил Левашову, что князь входил с вторичным представлением и полагает, что его именно государь уважил.
В то время Карпов проехал мимо окна Левашова, который, увидев сие, несколько встревожился.
– Он едет к фельдмаршалу, – сказал я, – для предварения его о полученных бумагах.
Я возвратился домой; а за тем вслед проехал ко мне Карпов и сказал, что он предварил князя о каких-то полученных бумагах, в коих ссылались на рескрипт, вероятно, мною полученный, и в коем, как можно было полагать, содержались распоряжения для упразднения армии. Фельдмаршал принял сие равнодушно и сказал, что сия цель государя еще вероятно с давнего времени и со времени его свидания с австрийским императором, и стал говорить о политике. Когда же Карпов спросил его, не угодно ли ему, чтобы я тотчас пришел, то он отвечал: «когда ему будет угодно», весьма хладнокровно.
5
Но вам следовало бы заявить о ваших услугах фельдмаршалу. – Нет, я не хотел бы о них заявлять. Поистине я не знаю, отчего он на меня дуется. – Причину вы знаете хорошо: это слухи, которые шли от вас прошлую осень о его близком падении (
6
Фельдмаршалу нечего бояться немилости; впереди у него лишь смерть, репутация же его выше всяких нападок (