Это приводит нас к хайдеггеровскому понятию События («Ereignis»): для Хайдеггера Событие не имеет никакого отношения к процессам, происходящим в реальности. Событие обозначает новое эпохальное развертывание Бытия, возникновение нового «мира» (горизонта смысла, в котором являются все сущности). Катастрофа, таким образом, случается до факта: не в атомном самоуничтожении человечества лежит катастрофа, но в отношении к природе, которое сводит природу к техническо-научному исследованию. Не наш экологический крах является катастрофой, но потеря дома, корней, которые делают возможным безжалостное эксплуатирование Земли. Катастрофа не то, что мы сведены до состояния автоматов, манипулируемых биогенетикой, но сам подход, делающий эту перспективу возможной. Даже возможность полного самоуничтожения – всего лишь последствие нашего отношения к природе как к сборищу объектов для технического эксплуатирования. Так мы подходим к нашей следующей остановке – от События как «обрамления», как изменения нашего отношения к реальности к Событию как радикальному изменению самой реальности.
Остановка 2. Felix Culpa
В «Пармениде», возможно, величайшем из диалогов Платона, Парменид задает вопрос, ставящий Сократа в недоумение и заставляющий его признать свою ограниченность: существуют ли также идеи низменнейших материальных вещей, идеи дерьма и пыли? Есть ли эйдос – вечная идеальная форма – у «вещей, которые могли бы показаться даже смешными, как, например, волос, грязь, сор и всякая другая не заслуживающая внимания дрянь» (130с)? За этим вопросом прячется не только неудобный факт, что благородное понятие идеи может быть применимо к мусору, но и более точный парадокс, к которому Платон подходит в «Политике» (262а–263а), где он выдвигает важнейшее утверждение: деления (рода на виды) следует проводить «по пунктирным линиям», там, где следует. Например, было бы ошибкой поделить род человеческий на греков и варваров: «варвар» не является истинным видом, потому что он не обозначает положительно определяемую группу (вид), но всего лишь относится ко всем людям, не являющимся греками. Положительность слова «варвар» таким образом скрывает тот факт, что оно служит общей категорией для всех тех, кто не попадает под формулу «грек». Но что, если это касается всего деления родов на виды? Что, если любой род, чтобы быть полностью поделенным на виды, должен включать в себя отрицательные псевдовиды, «части не-частей» рода, т. е. всех тех, кто принадлежит к роду, но не к одному из его видов? Если вам это кажется слишком абстрактным, вспомните многочисленные примеры из истории науки, такие как воображаемый элемент сгорания флогистон (псевдопонятие, выдающее незнание ученых того времени о распространении света) до «азиатского способа производства» у Маркса – еще одной отрицательной категории, так как истинное содержание значения этого понятия сводится ко «всем способам производства, не подходящим к стандартной категоризации способов производства по Марксу». Другими словами: как Маркс пришел к этому понятию? Сначала он сформулировал европоцентричную серию прогрессивных способов производства: первобытное доклассовое общество, древнее рабовладельчество, феодализм, капитализм, коммунизм; затем, заметив, что многие древние общества, от Китая и Египта до империи инков, не подпадали под эту категоризацию способов, он создал новую категорию «азиатских способов производства», которая кажется последовательным понятием, но на деле является пустым «вместилищем» для всех выбивающихся из теории элементов.
Однако, что общего имеет это добавочное понятие, нарушающее ясность рациональной классификации деления рода на виды с темой События – или точнее: с событием как виной, Грехопадением? Ответ: всё. В принципе, мы можем различать между рациональной структурой, т. е. вневременной классификацией совокупности на виды и подвиды, и ее несовершенным временны́м воплощением контингентной физической реальности. Здесь могут оказаться излишки с обеих сторон: могут существовать формальные, нереализованные возможности, пустые «окна» в структуре (допустим, логически возможны четыре вида домов, но по контингентным причинам строятся только три вида), или может существовать изобилие эмпирических образований, не подпадающих ни под одну категорию, допускаемую классификацией. Однако парадоксальное отрицательное «вместилище» сильно разнится от обоих вышеозначенных случаев: оно обозначает внутри структуры классификации как один из его элементов то, что ускользает из этой структуры, т. е. является точкой включения исторической контингентности в формальную структуру, точкой, в которой формальная структура, так сказать, впадает в свое содержание, в контингентную реальность. И поскольку формальная структура сама по себе является вневременной, тогда как уровень контингентной реальности является событийным, т. е. сферой контингентных событий, постоянных перемен, возникновения и исчезновения, отрицательное вместилище также является точкой, в которой событие вмешивается (или включается) в формальную структуру. Место этого избыточного элемента можно распознать за счет дисбаланса между всеобщим и частым – вот самый известный пример, бессмертное деление человечества Кьеркегором (1843):
20